— А я думала, что ты трахаешься — как копыта о коврик вытираешь, — съехидничала Панюню.
— И так бывает, — признала подруга. — Некоторым именно это и нужно, — добавила она. — Да, кстати. Я, кажется, твоего Мартина Алексеевича пришибла. Прости. Он мешался.
— Холку мне грызть мешал? — уточнила Альбертина.
— Ну да, — не стала скрывать Бекки. — Бросился на тебя сверху и не давал укусить. Хороший у тебя челядин, преданный. Я его копытами отпинала. Рёбра точно сломала. И внутренности, наверное, отбила. И шею слегка прокусила… Нехорошо, в общем, получилось. Если помрёт — заплачу.
— Заплатишь. Натурой, — шутейно пригрозила Панюню, мечтательно улыбаясь.
— Натурой? Тебе? Да ты у меня ещё пощады просить будешь, — посулила Бекки.
— Никогда! — заявила Панюню и для убедительности быстро и жарко облизала ноздри подруги. Бекки вознаградила её поцелуем. Альбертина ощутила на мордочке подруги вкус собственных соков.
— Ой, извини, — сказала она чуть виновато. — Я, кажись, это самое… обкончала тебя немножечко.
— Немножечко? Да ты меня залила как из брандспойта, — проворчала Бекки, похотливо облизываясь. — Давно ни с кем не валялась, что-ли?
— Уже неделю, — вздохнула Панюню, снова вспомнив про Наташку.
— Это мы поправим, — посулила Бекки, подвигаясь поближе к подруге с недвусмысленными намерениями.
— Бекки, — взмолилась Альбертина, — давай я хоть посплю? Если хочешь, ночью продолжим, я вся твоя. Но сейчас меня копыта не держат.
— Пожалуй, можно, — подумав, согласилась Биркин-Клатч, потягиваясь. — Правда, у меня на эту ночь были планы. Запала на меня одна тётка из мэрии, — не стесняясь, призналась она. — Ну да и хрен бы с ней. Это у меня чисто заработок.
— А, может, нас как-то совместить? — вдруг выпалила Панюню, тихо охреневая от собственного бесстыдства.
— Ууупс! — Бекки слегонца поперхнулась. — Ты это, того… не торопи события. И тётка так себе, старая коро… не особо страстная.
— А Молли тоже не особо страстная была? — Альбертина не успела прикусить язычок, как из неё это выскочило.
— Молли? Молли — ураган. Вот только она сперва нежничала, а потом всё вымя мне изгрызла, — наябедничала Бекки. — Я думала, соски мне оторвёт. Она на этой теме реально ёбнутая.
Панюню издала тот самый звук, из-за которого и заработала своё прозвище.
— Так вот чего она от мамы гуляла… — задумчиво протянула она. — Мама вымя бережёт. Оно у неё очень подтянутое, — завершила она мысль, а про себя решила, что надо будет предупредить Гермиону, чтобы не позволяла Молли извращаться и берегла сисюши.
— Ох, скобейда я дефолтная! — Бекки стукнула себя путовым суставом по лбу. — Я чего пришла-то… Ты про маму свою уже знаешь?
— Нет, — Бекки настороженно подняла ушки. — А что случилось?
— Вот и я хотела бы знать, что, — сказала Бекки. — В общем, по моим сведениям, Мирра Ловицкая теперь кавалерка ордена Золотой Узды. С псалиями, — добавила она многозначительно.
— Ни-фи-гассе! — оценила Альбертина новость. — Вот так прямо с псалиями? За какие заслуги?
— Потому и с псалиями, что никто не знает. Но, по-моему, это как-то связано с нашей темой. Ну, с тораборцами, — подруга понизила голос. — То ли они о чём-то договорились, то ли ещё чего. Ведь это я их нашла. И вывела на Мирру. А теперь я, выходит, не при делах?
— Чего же ты хочешь? — Панюню пошевелила бёдрами, устраиваясь поудобнее.
— Я хочу присутствовать при официальном награждении. Это будет в Понивилле, в День Эквестрии. Меня, конечно, не позовут. Но ты как родственница имеешь право на персональное приглашение. А такие приглашения обычно выписывают на два лица.
Тут-то Альбертина и почувствовала себя использованной.
К её удивлению, чувство было далеко не таким противным, как она себе навоображала. Самолюбие оно не ранило, даже не царапнуло, а приятно почесало. В конце концов, подумалось ей, использовать можно только того, кто что-то может. И это её устраивало — о да, ещё бы.
— Сделаем, — сказала она самым деловым и независимым тоном, какой только смогла изобразить. — Если будешь и дальше стараться как сегодня.
Биркин-Клатч фыркнула, потом ещё раз, и, наконец, разоржалась во весь голос.
— Ну ты и нахалка… — начала она.
Отворилась дверь и высунула мордочку услужающая бобриха.
— Госпожа, — осторожно сказала она. — Мартин Алексеевич подыхает. Его на кухню или куда?
— Пойду посмотрю, — почему-то решила Альбертина и встала.
Мартин Алексеевич лежал в соседней комнате, свернувшись клубком. По одной только позе было понятно, что помочь ему уже ничем нельзя.
Читать дальше