Михаил Харитонов - Путь Базилио

Второй, с лирой, продержался подольше, но через пару минут и он пошёл рябью и с тихим, печальным треском исчез.

Остался только один. Удовлетворённо цыкнув зубом, он подобрал с земли ту самую мелкую вещицу, обтёр о предплечье, да и кинул себе в пасть. После чего подхватил мешок, встал и скрылся в лесу.

Кот осторожно выбрался на полянку, понюхал воздух и сморщился: смрад немытой упыриной плоти и растерзанного креакла создавали довольно-таки неприятный фон. Кроме того, откуда-то сильно пахло озоном. Озон могла источать аномалия, но кот просмотрел поляну во всех спектрах и ничего подозрительного не заметил: поляна как поляна.

Тогда он принялся расспрашивать Хасю, которя явно что-то знала.

Из путаных слов писюндры кот понял следующее. Упырь был обладателем редчайшего артефакта, который Хася называла «дублоном». Артефакт, по хасиным словам, представлял из себя соверен, отчеканенный из «злата партии» и «червоной руты» [38] ...соверен, отчеканенный из «злата партии» и «червоной руты»... - Я не хочу вновь оживлять уже давно утихнувшие споры о золоте партии и красной ртути . Знатокам алхимии и конспирологии и без того ясно, что это такое. Прочим же скажу, что соединение нескольких несуществующих вещей может стать вещью существующей - на чём основаны многие тайные искусства. Подробнее см.: Протей Перегрин, «О существующем. О несуществующем. О третьем» (пер. с древнегреч.) / Сост., вступ. ст., коммент. И. Нахова. - М., «Правда», 1991. , пролежавший ночь на Поле Чудес — Хася называла это место Майданом. После этого монетка приобретала особые свойства.

Про Поле Чудес Базилио был в курсах, а вот насчёт партии и руты — не понял. Расспросив Хасю подробнее, он догадался, что под рутой писюндра имела в виду ртуть, но что это за такая красная ртуть, киска не знала. Про партию она тоже не могла сказать ничего определённого — только то, что она была очень давно и имела какое-то отношение к людям. Столь неприличную тему благовоспитанный и осторожный кот развивать не стал, сосредоточившись на возможностях артефакта.

Тут Хася стала рассказывать какие-то совсем уж диковинные басни. Если верить её словам, получалось, что дублон потому так и назывался, что мог дублировать — то есть создавать образы разных предметов и даже живых существ. От настоящих они отличались только мелкими деталями, да сроком жизни — в зависимости от силы артефакта они существовали от нескольких минут до нескольких дней. Зато их можно было видеть, осязать, они могли двигаться и даже — в случае дублирования разумных существ — совершать осмысленные действия. В частности, с его помощью можно было создавать привиды — что-то вроде живых образов владельца артефакта. Делались они до смешного просто: волшебную монетку надо было проглотить, дать ей выйти наружу естественным путём, а потом попрыгать вокруг неё и спеть древние упыриные заклятья. Хася называла это то чаривством, то чаклунством, но о сути процесса представления не имела.

Кот понял, что больше ничего не добьётся, и для очистки совести спросил, зачем кровососу понадобились привиды. Тут Хася оживилась и принялась рассказывать про упырей. По её словам, они отличаются задушевностью и компанейством, но при этом крайне скаредны. В частности, кровосовы не любят кушать в одиночестве, но терпеть не могут делиться добычей. Встреченный упырь тешил себя тем, что создавал себе ненадолго компанию, но в реальности кровушку при этом сосал всё-таки сам-един, в одно горло — потому что на самом деле привиды ни пить, ни есть не могут, хотя им самим и кажется, что они едят и пьют.

Баз немного подумал и решил, что дублон может оказаться небесполезным приобретением. Правда, чтобы им завладеть, пришлось бы убить владельца артефакта, чтобы покопаться у него в желудке. Тут совестливый кот вспомнил Айболита, упырей выхаживающего, и решил пришмотать кровососа аккуратненько, чтобы не обременять Доктора лишними трудами.

Внезапно с той стороны, где скрылся упырь, раздался истошный вопль.

Базилио подпрыгнул — Хася запищала и впилась в плечо коготками — и рванул на крик, уже и не пытаясь тихариться. Добыча уходила буквального из-под носа, а такого кот не переваривал.

Он хищно и стремительно пронёсся по узкой тропке, чуть не поскользнулся на наледи, получил по физиономии какой-то колючей веткой, настолько промёрзшей и иссохшей, что она была невидима ни в каких диапазонах — и выскочил на лысоватый пригорок.

В этот самый момент месяц, на минуту скрывшийся за случайной тучкой, выплыл и залил светом крохотную ложбинку. Где лежал, пав ниц, кровосос, и обречённо выл, царапая когтями мёрзлую землю. А над ним склонялось что-то бесформенное, переливающееся мёртвенным ртутным блеском — приникнув тем, что у него было вместо морды, к мохнатому упыриному заду.