Сергей Минцлов - Царь царей...

Неизвестный призадумался. От спасенного им Антона слышал о нахождении вблизи «чудного» каравана, и караван этот, как все неизвестное и непонятное, возбуждал в нем недоверие.

— Нет, не рука! — заявил он, тряхнув головой. — Вам один путь лежит, нам другой!

— Да вы куда идете-то?

— В пустынь; спасаемся! — сказал старик и черные глаза его заискрились. — Грехи замаливать хотим!

Спутник его прикрыл рукой нос и захихикал.

— Успеете еще намолиться! — возразить Свирид Онуфриевич. — Сперва нас выручите, а потом и о душах думайте!…

— А что дашь? — вдруг спросил неизвестный, устремляя жадный взор на оружие охотника. — Порошку с ружьем дашь?

— Изволь.

Гигант подумал еще немного и с ожесточением поскреб затылок.

— Нет, не рука! — твердо повторил он. — Нет нам хода назад, а указать вам дорогу можем!

— Где она?

— Вверх по реке. Первая вода будет в эту реку впадать — мимо идите, вторую увидите — тоже мимо пустите, а завидите третью — сворачивайте; день пройдете вверх по ней — там вам и будет село. — Дай хоть ножичек! — вдруг грубо добавил он, — вишь, у тебя сколько всего навешано!

Свирид Онуфриевич отстегнул ремень, снял с него длинный охотничий нож и подал его неизвестному.

— На, бери! — сказал он.

— Как «село»? — вмешался Михаил Степанович. — Ты же говорил, прииск будет.

— И прииск будет… — уклончиво ответил неизвестный, пробуя острие блестящего клинка на широком ногте. — Ну, прощенья просим! — добавил он, подняв голову, — благополучного пути вам!

Оба оборванца стали усаживаться в грубо выдолбленную из целого дерева лодку; вместо весел из нее торчали, как какие-то уши, две полугнилые доски.

— Прощайте, — ответил Свирид Онуфриевич.

Антон, увидев, что лодка хочет отчаливать, заспешил к ней и, сунув руку своему избавителю, потянулся поцеловаться с ним.

— Ну, ну!… — сурово возразил тот на невнятные слова благодарности Антона и отстранил старика. — Теленок, что ль, что лизаться вздумать?

Тем не менее, порыв Антона, видимо, несколько тронул его.

— Гляди, не ввались опять в трясину! — мягче добавил он, отталкиваясь длинным шестом от берега. — Где больно весела трава — там берегись, смотри! Прощайте!

— Прощайте! — ответили с берега.

Черная лодка медленно стала удаляться вниз по течению, унося две фигуры: стоявшего с шестом в руках бога-тыря-оборванца и сидевшего на корме товарища его. Зеленые кусты, густой семьей глядевшие с изгиба берега в воду, заслонили их.

Антон торопливо стал одеваться.

— Что бы это были за люди? — обратился Свирид Ону-фриевич к Михаилу Степановичу, долго провожавшему глазами лодку с неизвестными.

Михаил Степанович как бы очнулся от раздумья.

— Эти? Беглые каторжники, — ответил он.

Антон застрял руками в мокрых рукавах сюртука и превратился в подобие какой-то приготовившейся к полету и вдруг застывшей от изумления диковинной птицы.

— Может ли быть? — воскликнул охотник. — Да почему вы так судите?

— Разве вы не обратили внимания на их головы?

— Нет. Кудлатые оба, что ж в них особенного?

— А то, что правая половина волос у обоих много короче левой: каторжникам стригут головы, затем правые половины бреют.

Свирид Онуфриевич свистнул.

— Вот оно что! — проговорил он. — А я-то расчувствовался сдуру!

— Не может этого быть, сударь! — вмешался наконец Антон. — Вызволили меня, можно сказать, от злой смерти, и вдруг разбойники меня!!

— Может быть, они и отличные люди, — ответил Михаил Степанович, — только все-таки они с каторги; вообще здесь в лесу с неизвестными настороже надо быть: ведь они могли у вас из рук ружье вырвать, — обратился он к Свириду Онуфриевичу!

Рассуждая о неожиданной встрече, оба приятеля, сопровождаемые Антоном, отправились обратно по следам и около полудня вернулись в лагерь.

Старый каторжник не обманул: через три дня труд-нейшого странствования по едва проходимым болотам измученные путешественники увидели наконец постройки.

Трудно изобразить радость, охватившую Михаила Степановича при виде потемневших частоколов и подымавшихся из-за них двухэтажных изб новгородского типа.

Широкая, заросшая травой улица проходила как бы между двумя рядами крепостных стен из стоймя врытых в землю бревен; многоголосый собачий лай встретил появление чужих людей.

Татарин быстро отыскал постоялый двор, и путешественники с чувством особого удовольствия расположились наконец на отдых под настоящей кровлей.