Андрей Спиридонов - Нф-100. Хроники Эллизора. Сокрушение башни

РИСУНОК 22: "А здорово эта башня рухнула!"

- А здорово эта башня рухнула... - вдруг пробормотал егерь Ян, у которого, кажется, слегка мутилось сознание. - Прям, как в кино... Качалась-качалась! Потом, чуть ниже середины как треснет и, ну, сыпаться кусками!

- "Кино?" - переспросил Магирус с большим удивлением и посмотрел на окружающих. Он сидел с краю, прижимаю к груди заветную металлическую трубку от стеллажа архива тайной канцелярии, где когда-то сам спрятал свёрнутые в трубку документы лавретанского архива. Рядом, в повозке, дремала, подпирая Магируса пышным телом мамаша Зорро, тогда как таллайский посол управлял лошадью и поэтому плохо слышал, что говорилось внутри повозки.

- Ага... - повторил Ян. - Как в фильмах-катастрофах! И небо, как разукрасилось-то, всеми цветами радуги! Красота... Вы видели?

- Кино-кино... - повторил про себя учёный. - Откуда он знает про кино? - Однако озвучивать эту тему больше не стал, лишь, возвысив голос, спросил у таллайца:

- Как вы думаете, господин посол, в Вирленде кто-нибудь после этой катастрофы уцелел?

- Вряд ли! - откликнулся Иван Рейдман, по-прежнему вынужденный играть роль таллайца. - Рвануло однозначно! Башня посыпалась до самого основания!

- Жаль... - с печалью сказал Магирус.

- Да уж, конечно! - как-то даже весело согласился господин Кинг. - Сооружение было просто мегалитическое!

- Да мне не башню жаль, - ответил Магирус. - Дружок у меня там был... стражник... Корнилием звали... Тоже эллизорец...

- А-а... да! Бывает! Порой потери неизбежны! - сказал Кинг-Рейдман, дал лошади кнута и вдруг не с того ни с сего запел:

Я славлю дела и надежды!

Мне крайняя доблесть в чести,

И пусть я сомкну свои вежды,

Мне прежде должно повезти -

На друга в пирах и по крови,

На щит и калёный булат,

И вечная слава мне вровень

И мужеству сводный я брат!

"Шальной господин этот таллайец, - с симпатией подумал Магирус. - И не думал я, что таллайцы бывают такие... А кстати, как он там сказал... про башню? Мегалитическое сооружение? Откуда у таллайца такого рода терминология? Это, кажется, термин вообще ещё с довоенных времен?"

Но обдумать как следует эту странность Магирус не успел, потому что внезапно крепко заснул, не взирая на все толчки и подпрыгивания повозки на неровной лавретанский дороге.

Глава ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

ВРЕМЯ СКОРБИ И ИСПЫТАНИЙ

Поздним вечером следующего дня в Лавретании, под мелкой снежной крупой, вымотанные трудной дорогой эллизорцы из последних сил разгружали архив хранилища. Увы, дошли не все: несколько человек погибло в схватке с мутантами, кто-то безнадёжно отстал и потерялся по дороге, им не было возможности помочь, потому что главная цель безоговорочно владела всеми: спасти Закон. Можно сказать, эллизорцы тащили Закон на себе, впрягшись в телеги и повозки, вместо лошадей и мулов. И - вытащили! - дошли до Лавретании. Холодная гладь незамерзающего озера встретила их равнодушно. Большинство лавретанских строений обветшали и требовали ремонта, но этим предстояло заняться в будущем.

По счастью, нашёлся большой каменный амбар, с сохранившимся дощатым полом, куда можно было складировать основные документы Закона. Главней хранитель самолично помогал переносить туда книги и списки, пока не выгрузили всё. Леонард не чувствовал физической усталости: просто внутри всё окаменело - и бегство из Эллизора, и похищение Болфусом невесты его сына, стали такими ударами судьбы, какие главный хранитель, как человек, а не монстр, ещё был не в состоянии осознать. Ему даже казалось, что его Оззи где-то рядом, может быть, пребывает в забытьи от ран и усталости. То, что его сын бросился в погоню за Болфусом и Беллой - без всего, с одним мечом, на изнурённом коне, с изъязвленными ногами и без обуви, - было безрассудством, столь свойственным Оззи, безрассудством, которое легко могло привести к гибели, а он, Леонард, давний герой Эллизора и главный хранитель Закона, ничем не мог помочь своему сыну.

Он машинально остановился у одной из телег. Все вещи из неё уже забрали, было пусто, только под лежащей поперёк телеги доской Леонард заметил какой-то брошенный предмет. Это была книга посла Болфуса.

Уже ночью, в одном из уцелевших лавретанских домов, среди множества сгрудившихся на ночлег людей, Леонард при свете керосиновой лампы зачем-то вновь открыл эту непонятные для него записки. Открыл, чтобы хоть как-то отвлечься и не думать о том, что теперь будет с Эллизором и его Законом.