Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

Немалая доля городских объектов была в Новой Трое отдана на откуп древним грекам - центральные ворота Новой Трои носят имя Приама, а главный рынок зовётся Менелаевым, ибо местные торговцы способны выманить у вас деньги так же быстро, как Парис соблазнил Елену. То же обстоит и с именами - сейчас это не так заметно, но какие- то пятьдесят лет назад каждый третий житель Новой Трои носил греческое имя. Страшно подумать, как с этим обстояли дела, когда кантон был совсем юн - должно быть, все поголовно звались Несторами, Аяксами и Теламонами.

Так получилось, что очень сильную партию в Новой Трое с самого начала составили военные. Таковы, вероятно, были издержки выбора Барсума, ведь выбирал он для своего последнего кантона людей честных, храбрых и мужественных, а у военных это, можно сказать, профессиональные черты. Конечно, немало было в Новое Трое и людей иных профессий, однако, принимая во внимание дальнейшую историю Тразиллана, надлежит иметь этот факт в виду.

И вот Новая Троя - оплот свободных, честных, храбрых - как- то умудрилась пасть, и не просто пасть, а превратиться в полную свою противоположность.

Случилось это во многом из- за конгаров, живших по соседству. Не то, чтобы они сделали новотроянцам что- то плохое, просто они существовали - в том- то и было дело. Нравственный закон Новой Трои, сложившийся в первые годы её существования, предписывал человеку взирать на мир доброжелательно, видеть в нём место, устроенное добросовестно, по особому разумению, а не просто так. Стоит ли говорить, что конгары в эту картину не слишком вписывались? Злобные, бестолковые, не желающие ничему учиться - такими их предстояло принять и полюбить новотроянцам. Неудивительно, что многие не выдержали испытания.

Нет, на словах всё было замечательно. И уважали конгаров, и принимали их такими, какие есть, но в глубине души, там, где должны разливаться снисходительное благодушие и расцветать симпатия, вскоре плескались лишь раздражение и злоба. Человек, увы, не всесилен в своих ненависти и любви, он не может вечно заставлять себя хорошо относиться к тому, что внушает отвращение.

А ещё человек зависим от общества: вынужден частенько вести себя так, как требуют определённые правила, установленные большинством. И постепенно в Новой Трое сложилась довольно неприятная ситуация: будучи оплотом лучшего, что есть в человеке, она требовала от каждого гражданина быть терпимым по отношению к конгарам. Тот же, кому общество глупых дикарей не доставляло никакого удовольствия, волей- неволей оказывался в оппозиции общепринятым в Новой Трое благородству, чести, достоинству и т. д., то есть в некотором роде был вынужден насиловать себя этими прекрасными качествами. Нет, в самих добродетелях, на которых покоилась Новая Троя, никто не сомневался - по сравнению с остальными кантонами, погрязшими в беспутстве, звезда Илиона блистала, как никогда, ярко, - но души многих горожан раскололись надвое.

Не каждый рождён святым, не каждый способен терпеть во имя высоких идеалов. Зато любому человеку под силу так организовать своё мышление, чтобы одновременно исповедовать две противоречащие друг другу правды. Так и поступило большинство рядовых новотроянцев. Простые, в сущности, люди, они одну часть времени отныне посвящали заботе о конгарах, а другую - деятельности таких организаций, как "Расовый комитет истинных сыновей Земли", "Общество по борьбе с конгарской угрозой" и "Гвардия чистой крови: мы против смешанных браков". Организации были, разумеется, тайные, впрочем, о секретности особенно никто не заботился: у основателя Новой Трои Барсума и у его ближайших сподвижников и в мыслях не могло возникнуть, что в их обожаемой Новой Трое всё не так ладно, как раньше.

Тайна и добродетель - плохие соседи, ведь добродетели прятаться незачем, она открыта всем и каждому. Постепенно члены тайных обществ начали испытывать стыд перед своими более добродетельными товарищами, которым, в отличие от них, не составляло никакого труда относиться к конгарам хорошо. Стыд становился тем сильнее, чем ярче были воспоминания о том времени, когда и великие и малые в Новой Трое были одинаково добродетельны. Но возврата к прошлому не было, а заглушить стыд можно было лишь одним способом: перещеголять в добродетели тех, кто был действительно честным и благородным.

Так началось соревнование в притворстве: кто лучше изобразит терпимость и сердечное участие к конгарам. Чем больше рядовой новотроянец в глубине души ненавидел их и презирал, тем ласковее старался обходиться с ними на публике, тем ревностнее заботился о соблюдении новотроянских принципов. Самые большие ревнители нравственного закона в те годы были именно те, у кого нравственный закон стоял костью в горле. Росла злоба - росло и показное благочестие, а чем больше становилось благочестие, тем больше внутри скапливалось злобы. Скоро притворщиков стало так много, что они организовали полностью легальное движение - Новая Добродетель.