Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

- Так вот кто лучшей жизни ищет! - воскликнул он писклявым сдавленным голосом, когда прищурился и Киркаса разглядел. - Ну, садись, садись, поведай нам, какой ты нашу жизнь находишь. Забыл представиться: я - Гирневас Превосходный, вождь туниев, а это мой славный народ - наполовину богатый, наполовину нищий. История наша такова: прежде были мы все бедные, голодали, мучились, судьбу кляли, а потом дед мой придумал одну штуку: отобрать у тех, кто послабее, и отдать тем, кто посильнее. Они, мол, и есть самые достойные, а слабаки пусть мрут, туда им и дорога.

- Так ведь это жестоко, - сказал Киркас. - По мне, уж лучше всем вместе превозмогать нужду, друг друга ободряя и поддерживая, чем пировать за чужой счёт.

- Да брось, - ответил вождь. - У нас кого ни спроси, тебе всякий скажет, что за хорошую жизнь, за жратву и бабу, он кого угодно прирежет. И будет прав, потому что, дорогой пришелец, таков Закон Жизни: сильный торжествует, слабый мрёт. Сильный наслаждается благами, слабый терпит нужду. Ты, я вижу, силен - так живи с нами. Будет тебе и юрта расписная, и баба мясистая, и жратвы - воз, и все удовольствия, что только возможны. Хочешь богатства - вот тебе богатство. Хочешь власти - пожалуйста, иди ко мне в помощники. Лучшей жизни, чем у нас, ты нигде не найдёшь. Ну, так что думаешь?

- Нет, - покачал головой Киркас. - Не такой жизни я искал. Ты назвал меня сильным, Гирневас, да видно, ввели тебя в заблуждение широкие мои плечи и грудь колесом. Не жажду я ни власти, ни богатства, да и жратвы мне нужно совсем чуть- чуть. Я не силен, Гирневас, я - тот, кого зовёшь ты слабым. В племени своём я был посмешищем, оттого что хотел знать, почему несправедлива наша жизнь и как её исправить. Называли меня мальчишкой, дитятком неразумным, убеждали, что когда вырасту - всё пойму, однако вырос я, и по- прежнему ничего понять не мог. Каждый, с кем говорил я, уверен был, что дай ему жратвы, богатства, власти - и будет он велик и счастлив. А между тем, гляжу я на тебя сейчас, о Гирневас, и вижу, что это не так. Взгляни на себя: ты и твои подручные ограбили народ, расселись каждый на своей куче сокровищ, назвали себя сильными, чтоб оправдать произвол - да что с того? Помрёшь ты, и что от тебя останется? Куча объедков? Мёртвое золото? Ты слишком много взял себе, Гирневас - вдесятеро против того, что можешь поглотить за всю жизнь. В гордыне своей ты счёл свою утробу бездонной - это не так. Ты не чудовище из древних легенд, ты - обычный конгар, и не силен ты в моих глазах, а слаб.

- Довольно! - вскричал Гирневас Высочайший. - Ты заговариваешься, незнакомец! Немало слабаков до тебя слово в слово повторяли эти речи, да только все они пали перед Законом Жизни! Нет в целом свете ничего, что бы ему не подчинялось! Миром правит сила - так было, так будет, а ты за свои слова сгниёшь в тюрьме! Схватить его!

Крикнул он, и в ту же минуту ворвались в юрту молодцы, один откормленнее другого. Как ни могуч был Коротышка, а с ними и он совладать не мог. Бросили его в земляную яму. Темно было в яме и сыро. Вытянул Киркас ноги и упёрся во что- то мягкое.

- А? Что? - послышался старческий голос. - Неужто новый кто? Как тебя звать, мил человек?

- Зовут меня Киркас, - ответил Киркас, - а прозвище моё - Коротышка. Прозвали меня так за огромный рост и наивность детскую. Всё- то я хотел знать, точно дитя малое, вот и поплатился. А ты кто? Слышу по голосу, что стар ты - а раз стар, значит, мудр.

- Ох- ох- ох, - сказал старик. - Не знаю насчёт мудрости, но годков я прожил немало, это верно. Говоришь, хотел ты знать, почему да как? А откуда в тебе такая потребность странная? Жил бы себе и радовался!

- Не могу, - признался Киркас. - Как подумаю о том, что пока блаженству предаюсь, брат мой страдает и мучается, так спать не могу - болит моё сердце. Пробовал я осмыслять мир, чтобы понять, отчего он такой, какой есть, да только дальше мелочей не продвинулся. Не годятся наши конгарские мозги для философских обобщений.

- А что бы ты сделал, - спросил старик, - если бы тебе представился шанс осознать жизнь, понять движущие ей пружины?

Киркас задумался.

- Я бы встал перед ней, - сказал он - и потребовал бы от неё ответа. Почему она, такая прекрасная, бесконечно разнообразная, щедрая и великолепная, часто оделяет своими дарами людей жестоких и несправедливых, а кротких и милосердных обносит стороной? А скажут мне, что таков Закон Жизни, так я отвечу: не желаю такого закона, отрицаю его всеми силами души своей и над собою главенства его не признаю!