Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

- Ничего, - согласились конгары. - Бочку за раз выпивал, это не каждый может.

- Ладно, слушайте дальше. Бомри устали скоро, отошли. Тут на них дзираи и напали - исподтишка набросились, сволочи. Мы - на помощь: бомри нам, конечно, враги, но жалко их вдруг стало, просто до ужаса жалко! За что гибнут? По какой причине? С нами, руфиями, всё ясно: мы народ тёмный, злой, нам жратвы подавай, да побольше. Но они- то, может, не такие? Они, может быть, хорошие? В общем, давай мы дзираев вместе бить. Бьём час, бьём два. Устали. Дункас из Дзиру говорит: "Дайте время отдышаться, потом продолжим", - а сам в это время к сапогу подмётку пришивает, оторвалась подмётка- то. Тут румбаи и выступили. "Эй, вы, - крикнул этот их Конкас, - трусы поганые! Отдыхать собрались? Жить хотите по- человечески, а крови - боитесь? Тунеядцы, слякоть!" - и дал своим приказ наступать. Тут вообще всё смешалось: мы дзираев колотим, бомри, от страха - нас, дзираи, как могут, отбиваются, а румбаи всех бьют, без разбору, и их все бьют. Я уже на своём рикайди кнопку жать устал, думаю: когда это кончится? Тут кто- то крикнул: "Летят! Летят!". Все бошки подняли и видят - действительно летят. Вертолёты - нам на таких обычно гуманитарную помощь привозят. Зависли над нами, и голос спрашивает: "Кто здесь за главного?" Конкас этот, из Румбы, не будь дураком, крикнул: "Я!". "Раз вы, - отвечают ему, - то получите продовольствие на месяц вперёд!". И люки грузовые открывают: из одного вертолёта макароны сыплются, из другого подсолнечное масло льётся - и всё на нас, на дерущихся, то есть. Ну, мы бить друг друга перестали, сидим, жрём. Макароны я люблю, даже не варёные, а тут ещё какой- то новый сорт - знаете, рогульки такие, очень они мне понравились. Чавкаем мы все вместе, и какое- то братское чувство накатывает: вот мы все такие непохожие, из разных племён, часто друг друга не понимаем, до крови доходит, а коснись вечных ценностей - как пелену с глаз сняло! Поднимаю я голову от макарон и говорю своему приятелю Консену: "А хорошо живём!". "Да, - отвечает он. - Недурненько!".

Едва перфекта отошла от конгаров, к ней пристал пьяный офицер службы безопасности Дипгородка. Утверждая, что Седьмая привлекла его в толпе своим добрым лицом, он тянул её за рукав, требуя, чтобы она немедленно пошла за ним, дабы оказать услуги определённого характера шестидесяти его товарищам. С трудом отвязавшись от надоедливого дурака, Седьмая обнаружила, что путь ей преградила конгарская женщина - неопрятная, в мешковатой одежде грубого покроя. Из её болтовни Седьмая уловила только "замечательное зрелище" и "роскошное удовольствие". Хватая перфекту за край платья и корча чрезвычайно жалостливые рожи, конгарка в конце концов притащила её к ветхому сараю, крытому соломой, и юркнула внутрь.

Пожав плечами, Седьмая последовала за ней.

В сарае было темно и сыро. Где- то справа в темноте угадывалась конгарка, развалившаяся на куче не то мешков, не то одеял. Единственная плошка с горящим фитилём освещала толстого и совершенно голого конгара с мужским достоинством невероятных размеров. Увидев этот прибор, перфекта машинально подметила, что большего не видела даже в кунсткамере Арка. Заметив перфекту, конгар заворчал и двинулся вперёд. Выглядел он довольно жалко: к трясущемуся животу прилип клочок мешковины, а в левом глазу студенистой лужицей застыло бельмо. Не дойдя приблизительно полутора метров, он остановился и выжидающе посмотрел на Седьмую. Седьмая покачала головой и бросила на землю несколько драхм. Покинуть палатку ей никто не препятствовал, разве что конгарка лениво крикнула, что в следующий раз посмотреть будет стоить дороже.

На выходе перфекту окликнула женщина- землянка - растрёпанное, измождённое создание.

- Ну как? - спросила она. - Как он тебе, а? Здоровый, говорят!

- Большой, - подтвердила перфекта, стараясь сохранять хладнокровие.

- А твёрдый?

- Не знаю.

- Лишь бы твёрдый был! А ты что хмурая такая? Неужто никакого интересу нету? Я бы зашла, да денег никак не наскребу.

- Есть интерес, есть, - перфекта осторожно похлопала женщину по плечу, а про себя подумала: "Интерес действительно есть. Правда, скорее, для науки".

Но на этом неприятности для Седьмой не закончились. После скитаний по трущобам она добралась- таки до жилого квартала, где в частном пансионе с неё содрали тройную плату за тёмную и затхлую комнатушку.

Разложив вещи, она обнаружила на журнальном столике вырезанное из газеты объявление о знакомстве. Оставил его здесь, судя по фотографии, домовладелец: плюгавый мужичонка с пышной шевелюрой и аккуратно постриженными усиками.