Сергей Сазонов - Эликсир Любви

Сергей Сазонов

ЭЛИКСИР ЛЮБВИ

Все события в произведении, за

исключением статьи Кромбаха и

факта распиливания лома -

вымышленные

Мнение героев может не совпадать

с мнением автора

Резко затрещал допотопный будильник, с надписью "Севани" на циферблате. Алексей потянулся и остановил его. "Московское время - двенадцать часов" - бодро сообщил диктор радио. Пора на работу. Алексей выбрался из крова­ти и начал одеваться. Оставшаяся в постели женщина протянула к нему руки и капризно пр о пела:

- Не уходи. Побудь еще немного. Время есть.

- Нэ, "Севани" гонит мэня, - голосом кавказца отказался Алексей и кивнул в ст о рону бу­дильника, - Он мэня нэ лубит. Кстати, любовь, моя, как ты уберегла это механическое ретро. У всех да в ным-давно элект­ронные.

Он, с деланной подозрительностью глянул на нее:

- "Севани" - это память о горячем южном возлюбленном?

- Не говори глупости, ревнивый дурачок. Я люблю только тебя. Не хочу знать и помнить других.

- Верю, верю, верю, - он шагнул к кровати, быстро чмокнул женщину в щечку и, увернувшись от ее об ъ ятий, стал натягивать носки.

- Алексей, когда мы встретимся опять? - Странно, но она всегда звала его не Лешенька или Леша, а именно Алексей, как будто он был не ее любовником, а начальником по службе, но не большим и не пожилым, которому по чину и возрасту отч е ство еще не положено.

- Не зови меня Алексей, лучше Елисей, - тут же отклик­нулся он, - Спи моя радость. А я, как царевич из сказки А. Пушкина, приду и разбужу тебя поцелуем.

Он был уже одет и от двери помахал ей рукой:

- Созвонимся. Целую. Побежал.

Сняв дверной замок с пре­дохранителя, Алексей открыл его и выскользнул из ква р тиры. Слава богу, на лестнице никого не было. Во дворе тоже. Июльский пол­день. Малышня в саду, кто постарше - на речке. Пенсионеры, убивая скуку, толкутся по ма­газинам. Алексей скоренько пересек раскаленный двор и нырнул в арку. Попав с яркого света в тень, он некоторое время почти не видел и едва не нал е тел на стоящую под сводами арки троицу. Двое парней, явно под хмельком, задирались к третьему, стар­ше их по возрасту. Хлипковатый Алексей всегда избегал улич­ных потасовок и сейчас постарался незаметно прошмыгнуть ми­мо. Выбравшись на проспект, он вскочил в первый же троллей­бус и только тогда перевел дух.

Алексей Семенович Скворцов, старший научный сотрудник института фармакологии, 30 лет от роду, спешил на работу с любовного свидания. Еще утром он р а зыграл перед заведующим лабораторией смертельно больного, отпросился на прием к жутко у м ному вра­чу-специалисту, а сам отправился к любовнице.

Конец восьмидесятых. Милое сердцу время. Начало перестройки. Газетный разоблачительный бум, первые армянские кооперативы и новое слово "рэкет". Народ еще не осознал прелестей "застоя" и пока не изведал похмелья экономических реформ. Уже нет очередей к мусоровозам, но пока не лазают по мусорным контейнерам нищие. Зарплату еще не задерживают и ничего, что в магазинах шаром пок а ти, но уж если удалось прикупить колбасу, то она из мяса. О заменителях тогда не слышали. Рассказывали страшные истории, что в сосиски добавляли туалетную бумагу, но в этот бред не верили. А выпивалось-то как весело, и с работы можно было улизнуть без серьезных последствий, чем Скворцов время от времени польз о вался.

Невысокий, симпатичный Алексей нравился женщинам. "Если природа обделила силой, ростом - значит, надо пользоваться тем, что есть: умом и обаянием" - считал он. Алексей втайне гордился, что не гонялся за женщинами. Романы возникали как-то сами собой, скрашивая, по его мнению, однообразие семейной жизни. Он не терзал себя угрызениями совести по поводу своих заходов "налево". "Я, как инте л лигентный человек, не могу отказать женщине" - смеясь, оправдывался он. Даже в своем последнем увлечении он винил опять же не себя, а завлаба.

Пару-тройку месяцев назад Константин Федорович Стуков, заведующий лабор а торией фермен­тов, где добросовестно трудился Алексей, вернулся с совещания взъерошенный. По привычке, сдвинув очки с носа на лоб, он сделал строгое лицо и, ост а новив свой взгляд на Скворцове, изрек: