Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)

— Экл-Т-троны на полюсах и пылевое кольцо создают вокруг Кселены как бы — в добавление к воздушному — уплотненный энергетический океан, — стал объяснять Тадоль-па Минтарлу, но свою озабоченность адресовал Кари, не сводя с нее глаз. — Мы в нем можем плавать, как рыбы, только преобразуя собственную энергетику. А эту собственную энергетику — клеток, органов — надо постоянно пополнять питанием, дыханием, физическими нагрузками. Нельзя вот так, — кивнул он на Кари, — истощать организм. При обычной жизни потеря энергетического обеспечения ведет к болезням, а в энергетическом океане — к гибели,

— Я знаю… — говорила Кари, не отрываясь от еды. — Сейчас полегчает… Много сил потратила на западный рудник. Там бурят скважину, чтобы запустить к нам газы…

Все сидящие за столом тревожно переглянулись. Ригцин пружинисто поднялся со стула. Высокий, подтянутый, стройный, он прошел к пульту «Разумника», постучал на клавишах и встал вполуоборот к Кари, дожидаясь новой информации. Жуя и глотая, устало прикрывая глаза, Кари докладывала:

— Им везли ядерные бомбы… Но корабль столкнулся с айсбергом… Потонул. И опять все переглянулись восторженно — такая сила! — и тревожно. Если везут бомбы — будут новые взрывы. А у них уже не хватает боевиков отбиваться от фаронов, недостает продуктов питания. Даже накормить Кари становится уже проблемой…

— Погиб один корабль — пошлют другой, — сказал Тадоль-па.

— И продублируют тоннелем, — мрачно добавил Минтарл, все еще согревавший ладонями плечи Кари.

— Завтра… проверю… — сказала Кари, повернув голову к Минтарлу. — Теперь горячую ванну, и спать…

Минтарл поднял ее расслабленное, легкое для его могучих рук тело и бережно понес из комнаты. После гибели Давы он взял на себя все заботы о Кари и стал преданной нянькой, отдавая ей всю силу своей неистраченной любви и нежности.

Утром Кари пришла в диспетчерскую посвежевшая, веселая. Одетая в белое платье кселензянки, неизвестно каким образом появившееся у нее, с высокой прической, она легко и вместе с тем гордо прошествовала к столу, поприветствовала онемевших, восторженно взиравших на нее мужчин. Вроде бы прежняя, давно каждым любимая и обожаемая, Кари вновь поражала их обновлением, светящейся красотой немыслимого совершенства.

— Прошу извинить за опоздание, — сказала она, усаживаясь в подставленное Минтарлом кресло. Оглядела стол, увидела в руках диспетчеров белковые брикеты и, кивнув на приготовленный для нее флакон с соком скаракосты, распорядилась:

— Разлить всем.

— Нет, — заявил Минтарл.

— Не надо нам, — замахал руками молоденький Ойлен.

Кари поняла: настаивать бесполезно.

— О чем разговор шел? — спросила она.

— О новой нравственности, — ответил с готовностью Ригцин.

— Суть которой, увы, останется старой, — добавил Тадоль-па. — Все упрется в вечный вопрос — как распределять блага.

По заслугам, — сказал Минтарл как о само собой разумеющемся. И, подкладывая в тарелку Кари грибов, добавил: — Больше дал — больше получил. Просто и понятно.

— Беда в том, что каждый считает, что дает обществу больше, чем берет, — сказал Тадоль-па.

— А мы разрешим брать. Бери каждый, сколько хочешь, — убежденно произнес Ригцин.

— Не получится, — улыбнулся Тадоль-па. — Нелегко удовлетворить запросы в пище, одежде, в удобствах быта. Но еще труднее удовлетворить потребности информационные для интеллектуального развития. А потому всякое распределение благ должно осуществляться по справедливости.

— А что такое справедливость? — спросила Кари.

— Признание равноправия.

— Утопия, — сказал Минтарл с насмешкой.

— Зачем же так категорично, — поднялся из-за стола Тадоль-па и пошел вокруг «Разумника», на ходу формулируя мысль: — Справедливость не утопия, а насущная необходимость новой формации. Смотрите, что получается. В своей жизни мы пользуемся благами, созданными другими или накопленными обществом за многие тысячелетия: это достижения науки и культуры, энергостанции, города, дома, продукты питания — да все-все вокруг. А потому главным правилом нашей жизни должны быть справедливость и равноправие в использовании этих общественных благ, так как наши личные добавления всегда мизерны. Нет нравственности без справделивости, как нет справедливости без равенства!

— Пожалуй, это правильно, — поддержал Тадоль-па Минтарл.