Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)

Прежде всего продумал уязвимые места авторитарной власти кселензов. Они предусмотрели, казалось, все. Но что-то же должны были не учесть? Что?., Древний контроль за мыслями и настроениями народа при помощи обязательного для всех религиозного исповедания они заменили прямым надзором за мыслями Добились полного повиновения масс, но и полнейшего равнодушия ко всему на свете. Именно поэтому они столетиями топчутся на месте там, где свободному, заинтересованному кселянину хватило бы года. Их Бауки паразитируют: не могут сами генерировать новых идей и сушат мозги своих носителей. Чем больше Бессмертных — тем слабее их каста. Но самое главное, пожалуй, не в этом. Авторитарный режим прошлого покоился на массах, выполняющих простую рутинную работу. Казнить какого-нибудь рудокопа для острастки других было не сложно. И совсем иначе сейчас, когда этот рудокоп-инжер управляет комплексом разрабатывающих недра машин или командует всей электроникой Габара.

Чтобы не быть в зависимости от народа, кселензы разделили его на касты, а внутри каст ввели узкую специализацию, поддерживают жесткое разделение труда. Каждый в отдельности — никто, и сила — когда собраны все вместе под надзор цузара. И если уничтожить этот надзор, как было в систерии, то сразу все развалится. Вот где их уязвимое место! — обрадовался открытию Тадоль-па. А уничтожить надзор можно будет, подготовив хотя бы две-три тысячи боевиков — таких, как Кари. После того как Кари полностью передала свои познания Даве, потратив на это несколько суток, Тадоль-па решил, что эффективнее будет создать учебный видеосон, чтобы с его помощью можно было обучать сразу тысячи, а в последующем и миллионы кселян. И Кари принялась за работу. Выполняя одновременно роль учителя и модели для съема психомоторных действий, она не жалела времени и сил. Останавливало ее, сбивало с ритма только одно обстоятельство — глаза Эйлева. Она натыкалась на них почти ежедневно, видела, как они умоляли, ждали, терпели… Кари ускользала от них, пыталась не видеть, но от этого становилось еще хуже — она их чувствовала и, даже закрыв за собой дверь, продолжала ощущать зов этих потухших глаз.

— Не могу больше, Дава, — однажды призналась Кари.

— А может, ты все же поговоришь с Эйлевом?…

— О чем?… О том, как я люблю Ворха?

— Я помогу тебе. Вытравлю эту любовь к Ворху и верну любовь к Эйлеву.

Сделаю, как только Тадоль-па освободит нас от съемок видеосна.

— Убить любовь?!

— А что особенного?… Любовь — чувство, такое же, как и другие. Помогала же я людям избавляться от страха.

— А мне показалось, ты тоже любишь Минтарла. Я ошиблась, Дава?… Он так на тебя смотрит… По-настоящему влюблен.

— Влюблен…

— И ты молчала?

— Говорить, собственно, не о чем. Он считает себя стариком и калекой. А ты?

— А мне некогда его переубеждать. Займусь этим после победы…

Разговор этот происходил в одном из уголков лаборатории Тадоль-па. Сам он занимался в этот момент просмотром отснятых кадров для видеосна.

Сегодня до нуль-транспортировки, видимо, не добраться, — подумал Тадоль-па, когда в комнату вошел комендант Габара Минтарл и, охваченный возбуждением, позабыл поприветствовать ученого. Минтарл поднял свою единственную руку, требуя внимания, и, напоминая о требованиях конспирации, ткнул пальцем в бионик; заговорил лишь после того, как женщины проверили наличие блокаторов.

— Ворх посетил экл-Т-трон.

Тадоль- па озабоченно посмотрел на Кари. Она тряхнула головой.

— Это еще не страшно.

— В систерии уничтожены все ученые-баянны, занимавшиеся экл-Т-троном. — В голосе Минтарла звучали тревога и гнев.

Обсудить создавшееся положение тут же отправились на Сбор. По длинным, слабо освещенным штольням пошли парами: впереди Минтарл с Давой, за ними Кари и Тадоль-па.

Минтарл относился к касте инжеров. Он получил раннее техническое образование, проявил себя в обслуживании, а вскоре и в проектировании космических грузовозов, с помощью которых кселензы намеревались грабить недра ближайшей планеты, и мог бы очень скоро достичь привилегий распорядителя работ, но вдруг — сорвался, был пойман на мыслях о нелепости существующих порядков. Для острастки его наказали в пульсаторе-специальной клетке, прутья которой наносили электрические удары в непредсказуемом порядке, заставляя пленника метаться до потери сил и сознания. Наказывали принародно, на глазах у собранных баянн и инжеров конструкторского центра. Но устрашающего урока у кселензов не получилось: Минтарл не бился в клетке, не молил о пощаде, не раскаивался в противоправных поступках, как должно было быть, а повел себя совершенно неожиданным образом. Он, напрягая волю, выдерживал силу получаемого удара до того момента, когда электронный мозг пульсатора направлял ток к другим прутьям клетки, к которым, по замыслу ее создателя, должна была отпрянуть жертва. В минуты пауз от электроударов Минтарл смеялся над тупоумием кселензов, которые не могут придумать даже машину пыток, вслух проклинал и мучителей, и Новый Порядок, и всю их систему угнетения, которая все равно развалится, потому что противоестественна и глупа. Ничего, кроме протеста, он тогда не мог выразить, выплеснул лишь накипевшее.