Олег Овчинников - ProМетро

– Вы ув-ве-рены? – просмеялся я в трубку.

– В чем? Насчет тапок с зайцами?

– В том числе. Ох, извините… – я заставил себя успокоиться. – Вы уверены в том, что вы дома?

– Да.

– Отлично. Тогда ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Почему меня, героя вашего черновика, тоже нестерпимо тянет домой? Причем к строго определенному моменту времени: ноль часов, сорок восемь минут?

– А я почем знаю? – удивился Валерьев. – Я не контролирую мелкие душевные порывы моих героев.

– Но вы же автор! Предложите какую-нибудь правдоподобную версию.

– Правдоподобную? Попробую… Предположим, ты торопишься домой, чтобы не пропустить очередную серию «Монти Пайтона».

– Неплохо, но не то! «Монти Пайтон», да будет вам известно, начинается в ноль тридцать пять.

– Тогда не знаю, – сдался писатель.

– Ну хорошо, допустим… Попробуем по-другому…

Я готовился к выстрелу вслепую, даже глаза зажмурил. Я чувствовал себя поразительно спокойным и почти не сомневался, что попаду в цель. И вот я выстрелил:

– Чем же тогда вы объясните то, что произошло шестнадцатого апреля?

– Шестнадцатого апреля? – в голосе Валерьева слышалось неподдельное изумление. – А какого года?

– Прошлого.

Валерьев молчал несколько секунд.

– Зачем тебе? – наконец спросил он. – Ладно, скажу… В тот день я потерял своего лучшего друга.

Ну вот и все, подумал я. Вот мы и поквитались.

От груза, который только что свалился с моих плеч, мне полагалось бы воспарить к потолку, но вместо этого я тяжело приземлился на сиденье. Облегчение придавило меня к земле.

– Это имеет какое-нибудь отношение к нашему противостоянию? – спросил Валерьев.

– Прямое, и сейчас я это докажу, – я старался говорить спокойно. Он не должен был услышать ликования в моем голосе. – Вспомните, как умер ваш друг.

– Нет! – резко ответил он. – Мне не хочется вспоминать об этом.

– Хорошо. Тогда вспомните хотя бы, когда он умер.

– Шестнадцатого…

– Точнее! – потребовал я. – С точностью до минуты!

– Было что-то вроде… Да, без двенадцати час. У него часы от взрыва остановились.

– Да! – я не смог сдержаться. Все эмоции разом выплеснулись из меня и окрасили окружающее в жел-торозовый цвет. – Вы наш, Валерий или Игнат! Примите мои соболезнования, но теперь вы точно наш! Мы с вами соседи по реальности. Логичной или нелепой – теперь без разницы. Главное, мы сейчас вместе и будем вместе, пока нас не разлучит смерть. Как вам, И. Валерьев, не хочется думать о смерти в ваши… Кстати, сколько вам, тридцать пять есть?

– Тридцать три, – машинально поправил он.

– Вы хоть знаете, что станет с вашей вывернутой реальностью через… – я взглянул на часы. – Ого! Уже через семьдесят шесть минут. Если только я не успею за это время добраться до дома? Вы должны знать, не можете не знать, раз уж вы ее смоделировали, но я все равно напомню. Она еще раз вывернется наизнанку, потом обернет собою себя же, и поглотит самое себя, и перестанет быть, чтобы спустя мгновение возродиться, только уже без вас и без меня! Только вы не расстраивайтесь! Это совсем не страшно, это как… Мы еще не закончили вечер мрачных сравнений? Это как выблевать тридцатисантиметрового солитера. Выглядит так себе, а на самом деле очень полезно для организма.

– Павел! ! !

Только услышав третий истерический окрик Валерьева я осознал, насколько сам был близок к истерике.

– Павел! Ты не мог этого читать!

– Читать? – я чувствовал себя очень плохо.

– Я никогда не публиковал этот рассказ! – он говорил очень тихо и неразборчиво, почти бредил. – Я не давал читать его даже друзьям. Тем более у меня их тогда уже не осталось. Я написал это даже не для себя – для него. На третий день, как только вернулся с кладбища. Сел и написал. Это были слезы с кровью. Ты понимаешь, только мои слезы и его кровь. И никогда больше не перечитывал. Кажется, я сжег рассказ.

– О чем вы? – осторожно спросил я. – Какой рассказ?

– Обреченный… Обреченный на память. Так он назывался. Только ты все равно не мог его читать! Слышишь? Ты не мог! ! ! Тогда откуда?..

– Откуда я знаю об этом? А вы не допускаете возможности, что обреченный на память – это я?

– Нет.

– Тогда скажите, как его звали? Меня интересует имя героя.

– Чушь… Я не уверен, кажется, его тоже звали Павлом. Да, Павликом. Но это простое совпадение. Я повторно использовал имя, в конце концов, простых имен не так много, а тот рассказ… он все равно остался неопубликованным. Я называю это сэкономить на имени…