Георгий Мартынов - Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)

Дни идут однообразно, но вместе с тем удивительно быстро. Скучать нам некогда. Все заняты своей определённой работой. На корабле всегда одна и та же температура воздуха. Он чист и совершенно лишён пыли. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. В наших условиях физический труд отсутствует. Любой, самый тяжёлый предмет я могу перенести с места на место без малейшего усилия. — Погодите! — сказал Камов, когда разговор зашёл об этом. — Когда вы вернётесь на Землю, вы будете уставать от каждого движения. Ваше тело долго будет казаться вам тяжёлым и неповоротливым. В ближайшее время вы сможете убедиться, что даже того короткого срока, который прошёл с момента старта, было уже достаточно, чтобы отучить вас от тяжести.

— Про что вы говорите? — спросил я.

— Я говорю про тот момент, когда к вам вернётся ваш обычный вес.

— А когда это будет?

— Тогда, когда мы начнём спуск на Венеру. Влететь в её атмосферу с той скоростью, которую имеет корабль, значило бы сжечь его трением о газовую оболочку планеты. Придётся затормозить звездолёт, а это вызовет появление тяжести. Отрицательное ускорение будет равно десяти метрам в секунду за секунду, а это как раз равно ускорению силы тяжести на Земле.

— А с какой скоростью мы влетим в атмосферу Венеры?

— Со скоростью семисот двадцати километров в час.

— Сколько же времени понадобится, чтобы затормозить корабль?

— Сорок семь минут, одиннадцать секунд. Но это не значит, что мы почти час будем страдать от работы наших двигателей, как это было при отлёте с Земли. Они будут работать гораздо тише, и в шлеме вы их будете слабо слышать. Кроме того, не надо будет ложиться, и вы сможете наблюдать спуск на планету из окна.

Я с большим интересом ожидаю этого знаменательного события. Бесконечно длинными кажутся мне те пять дней, которые отделяют нас от него. Моё нетерпение так велико, что я даже как-то сказал Пайчадзе, что наш корабль ползёт как черепаха.

Арсен Георгиевич рассмеялся.

— Хорошо, что Камов не слышит вас, — сказал он.

— Ничего обидного в моих словах нет. Разве, ему самому не хочется скорее достигнуть Венеры?

— Хочется, очень хочется! — весело ответил Пайчадзе. — А Константину Евгеньевичу не хочется. Он сердится, — звездолёт летит слишком быстро.

Это была правда. Белопольский действительно несколько раз выражал недовольство тем, что чересчур стремительный полёт корабля мешает его наблюдениям.

— Мог бы Константин Евгеньевич, — продолжал Пайчадзе, — остановил бы корабль. Сидел бы у телескопа, как на Земле, месяц, два, три, — пока хватит кислорода.

— И вернулся бы на Землю, не достигнув ни Венеры, ни Марса.

— Или совсем забыл бы вернуться, — смеясь сказал Пайчадзе.

Сравнение нашего корабля с черепахой привело его в весёлое настроение. Вообще Пайчадзе охотно ведёт шутливые разговоры, не имеющие никакого отношения к нашему полёту. Этим он резко отличается от Белопольского, который не только никогда не смеётся, но и улыбается крайне редко.

В первые дни рейса Пайчадзе часто шутил во время работы, но, убедившись, что его товарищу эти шутки не нравятся, совершенно прекратил их, отводя душу в разговорах со мной и Камовым.

Мне кажется, что у Константина Евгеньевича любовь к науке заглушает все остальные чувства. Он никогда не принимает участия в наших разговорах о времени, когда корабль вернётся на Землю, и даже относится к ним с явной неприязнью.

«Чересчур стремительное» движение корабля именно потому вызывает его недовольство, что он боится не успеть выяснить то, что его интересует, а интересует его столь многое, что нам следовало бы лететь не на Марс, а по крайней мере на планету Уран. Такое путешествие продолжалось бы около пяти лет в один конец!

Мой дневник я пишу для себя. Если моё мнение окажется неправильным, я буду очень рад. Я хотел бы, чтобы Белопольский, которого я глубоко уважаю, был более «человечным». Если бы он рассмеялся так же искренне, как это делает Пайчадзе, то та неуловимая, но ясно ощущаемая стена сдержанности, которая отделяет его от нас троих, сразу же рухнула бы; но увы, это пока кажется совершенно невозможным.

Но я слишком уклонился в сторону. Основная тема, которой посвящена моя сегодняшняя запись, — это Венера, к которой мы приближаемся.

Ещё на Земле я прочёл книгу Белопольского о планетах солнечной системы, чтобы не слишком проявлять своё невежество в вопросах астрономии. Но всё же тех знаний, которые я почерпнул, явно недостаточно. Что мы можем рассчитывать увидеть, проникнув под облачный покров Венеры? Каковы шансы на то, чтобы обнаружить на ней жизнь, и какова может быть эта жизнь?