Евгений Лукин - Сокрушитель

Вышедшие к тому времени на утреннюю охоту обитатели опор ошалело озирались. Не в пример правдоискательнице Клавке им было как-то неловко подбирать неизвестно кем заработанные тюбики, но, заслышав ликующие вопли Ромки насчет халявы, они быстро теряли застенчивость и принимались набивать капсулами сетки и пакеты. Вскоре, как этого и следовало ожидать, начались дележ и ругань. Надзорки метались как очумелые.

Ромка же, внезапно прекратив буйствовать, возник в «конуре» и торопливо перекидал в скок все стройматериалы. Потом выбросился на пятачок и остался весьма доволен зрелищем. Ни одного чернильно-глянцевого рыла возле пьедестала он не увидел.

Обливаясь потом, перенес и свалил в седловину сначала мешки, а потом две сетки алых капсул. В последний миг из-за дальней опоры вылетела наконец-то подъевшая все осколки надзорка, но Ромке было уже наплевать — и на нее, и на всю их свору.

Говорят, что самое сложное — это ваять руки. Лицо, говорят, и то проще ваять… Короче, к полудню Ромка почти отчаялся. Поперечные борозды на стыках колец получались у него чуть ли не глубже, чем вертикальные — между пальцами. Да и сами пальцы выходили разной толщины… Подмазывал, заглаживал — и наконец решил не маяться. Потом. Сейчас главное — смыкать помаленьку свод… Обидно будет, если предназначенный хозяевам фиг вдруг возьмет да и провалится сам в себя…

А как там, кстати, поживают вертухаи? Тыльной стороной ладони Ромка смахнул пот с бровей и исподлобья оглядел окрестность. Замер, затем медленно поднял голову и всмотрелся попристальней. Надзорок на пятачке собралось немного, но вели они себя довольно зловеще. Никакой суеты, никаких метаний. Четыре твари блокировали проулки, две караулили возле скоков. На выходе будут брать — не иначе…

Ромка невесело усмехнулся, замешивая очередной колобок, как вдруг в голову пришло, что отвлекающий маневр с глыбами повторить ему скорее всего не удастся и, стало быть, к пьедесталу его больше не подпустят. Значит… Не вставая с корточек, он покосился снизу вверх на свое уродливое детище… Значит, заканчивать фиг надо прямо сегодня! Ромка стиснул зубы и с удвоенной силой захлопал припудренными ладонями по липкому колобку.

Свод помаленьку смыкался. Суставы на пальцах изваяния, правда, так и не удалось обозначить, да и Бог с ними! Главное — чтобы сразу было ясно, что изображено…

— Ромк! — откуда-то издали грянул голос Василия.

Осторожно уложил последний шмат кольца и лишь тогда обернулся. В проулке виднелись встревоженные лица Пузырка, Сократыча, Лики. Ну и Василия» конечно.

— Чего надо?

— Рома, ну нельзя же так! — отчаянно крикнула Лика. — Ну что ты всех нас считаешь врагами? Давай поговорим…

— Завтра, — бросил он.

— Да никакого завтра не будет! Ты что? Не видишь? Они же тебя караулят!

Ромка выдвинул вперед ногу и бережно возложил левую длань на изваяние. Словно за плечи обнял.

— А чего ты за сто верст кричишь? Подойди — поговорим…

— Да не подойти уже! — заорал Василий. — Надзорка не пускает!

Честно говоря, при этих словах желудок у Ромки провалился куда-то в район почек. А шутки-то и впрямь кончились…

— А ты скоком попробуй! — крикнул он, стараясь не подавать виду, что и сам струхнул. — Возле «конуры» есть скок! Прямо сюда выбрасывает…

— Пробовали! Они уже и у скоков дежурят!

Ромка беспомощно огляделся. Надзорки словно вросли в покрытие черными блестящими валунами. Ждут…

— Рома! — напрягая старческий голос, закричал Сократыч. — Рома, у вас один выход! Даже скорее шанс, чем выход! Сломайте эту вашу скульптуру! Сломайте! И глыбу разбейте! Возможно, тогда они вас не тронут!

Ромка заколебался. Сломать… А может, и вправду сломать? Слепил какую-то уродину, не поймешь: то ли фиг, то ли кулак, то ли вообще Бог знает что! Кривая, приплюснутая… Чего позориться-то? Эту — сломать, а потом подучиться малость — и…

Потом?

Когда потом?

Ромка еще раз оглядел припавших к покрытию над-зорок и медленно облизнул припудренные пылью губы.

— А вот фиг вам… — проговорил он и, спрыгнув в седловину, решительно вытряхнул в выемку предпоследний мешок.

Купол большого пальца, венчающий композицию, Ромка водрузил уже в сумерках. Порошка, как он и опасался, не хватило, и поэтому вместо красивого и гордого навершия пришлось лепить какой-то коротенький, неубедительный бугорок.

Все!

Ромка звонко отряхнул руки, помедлил и сошел вниз, в обезображенную корявыми грязными разводами седловину. На приступочке приостановился. Сердчишко на мгновение зависло. Да не может быть, чтобы с ним — как с Крестом… Никого не трогал, не убивал… Подумаешь там, фиг вылепил!