Фредерик Пол - Проклевывающийся Феникс

Фредерик Пол (р. в 1919 г.) — один из лучших писателей и выдающихся издателей в истории научной фантастики. Он выступал в качестве редактора журналов «Galaxy», «If», антологии «Star Science Fiction» и научно-фантастической серии издательства «Bantam Books».

В те далекие времена, когда фантасты, словно сектанты, собирались в подвалах и пытались всерьез предсказать будущее, Фредерик Пол примкнул к самой левой группировке, футурианцам. В своей автобиографии он вспоминал, что кое-кто из этой компании был убежденным коммунистом. Научная фантастика выстроила гипотетическое будущее, в котором, по общему соглашению, неизбежно должны были присутствовать атомная энергия и космические корабли, освоение космоса и покорение его человечеством, утверждающим свое господство над галактической империей. В 1950-е и научные фантасты обнаружили, что этот жанр дает возможность писать социальную и политическую сатиру, и Пол с единомышленниками оказался в первых рядах нового направления, критикуя маккартизм. Именно тогда Кингсли Эмис назвал Фредерика Пола «самым способным писателем, какого когда-либо порождала фантастика». Двадцатилетний Пол в 1940–41 гг. издавал дешевые фантастические журналы вроде «Astonishing Stories», но в 1950-е он уже прославился романами, написанными в соавторстве с С. М. Корнблатом, в том числе классическим «Торговцы космосом» («The Space Merchants», 1953). Его перу также принадлежат яркие сатирические рассказы, среди них «Чума Мидаса» («The Midas Plague», 1954) и «Туннель под миром» («The Tunnel Under the. World», 1955). В этот же период Пол осуществил издание шести томов антологии «Star Science Fiction» (1953–1959).

Новый расцвет его творчества начался в 1970-е гг. с произведений «Человек плюс» («Man Plus»), «Золото на конце звездной дуги» («The Gold at the Starbow's End»), «Врата» («Gateway», 1977), и больше в его карьере спадов не было. Практически все поздние работы Пола входят в цикл «Хичи» («Heechee»), повествующий о взаимоотношениях земной расы с древними и могущественными созданиями. Интересно сравнить с ним цикл Стивена Бакстера «Ксили» («Xeelee»). Хотя Пола всегда интересовали политика и социология, а также психология и психиатрия, лучшие его вещи позволяют ставить писателя в один ряд с Хайнлайном, Азимовым, Кларком и Гербертом.

Рассказ «Проклевывающийся Феникс» повествует о том, как экипаж космического корабля хичи вместе с людьми отправляется наблюдать за сверхновой.

Фронт волны сверхновой Краба мы пересекли в первый день пути. Я его и не заметила бы, если бы не Ипатия, мой корабельный мозг. Она запрограммирована отмечать все, что может меня заинтересовать. Она и спросила, не хочу ли я взглянуть, а я согласилась.

Конечно, я уже пару раз наблюдала взрывы звезд на симуляторах, но, как всякое человеческое существо из плоти и крови, в основном предпочитаю моделям реальность. Ипатия уже развернула хичийский экран, но на нем мелькали только серые пятна, приспособленные для восприятия хичи. Ипатия в них разбирается, а я — нет, так что она сменила режим изображения на удобный для меня.

Увидела я обычное звездное поле, во всяком случае, я не сумела бы отличить его от любого другого звездного поля. Может, это мой недостаток, однако мне все звезды кажутся похожими одна на другую, разве что подобраться к ним достаточно близко, чтобы они стали солнцами. Так что мне пришлось поинтересоваться у Ипатии:

— Которая?

— Ты ее пока не видишь, — объяснила она. — У нас недостаточное увеличение. Но ты подожди минуту, не закрывай глаза. Еще немного… А вот и она.

Ипатия могла бы и промолчать. Теперь я видела сама. Светящаяся точка вдруг увеличилась, стала ярче, еще ярче, затмила собой все звезды на экране. Я даже прищурилась.

— Быстро же это происходит, — сказала я.

— Ну, на самом деле не так быстро, Клара. Наша векторная скорость относительно звезды заметно больше световой, так что для нас все ускоряется. Кроме того, мы движемся навстречу волне, поэтому видим все в обратном порядке. Скоро конец.

Действительно, все уже кончилось. Едва набрав наибольшую яркость, звезда взорвалась внутрь. Снова стала светящейся точкой, такой незаметной, что я ее сразу потеряла. Ее планеты опять были целехоньки, тела их обитателей, если таковые имелись, как и прежде, были телами, а не облачками плазмы.

— Отлично, — сказала я. Меня это потрясло, но не настолько, чтобы я стала признаваться Ипатии. — Теперь отключи экран и давай работать.

Ипатия фыркнула. Она встроила в себя большой набор человеческих черт, которые я не вводила в программу, и мрачно заметила: