Джон Уиндэм - Будь мудрым, человек!

Недоумевая, я спрашивала себя: почему амазонки? Если это стремление повелевать, при чем здесь идиллический пейзаж, символ подсознательной жажды покоя? Казалось, это совершенно несовместимые вещи.

Машина неторопливо катила по шоссе, миль двадцать в час, не более. По моим подсчетам, мы ехали уже добрых сорок пять минут. Казалось, путешествие не сулит уже ничего неожиданного. Поля, медленно разворачиваясь, уходили к голубым холмам на горизонте. Аккуратные фермы возникали перед взором через равные промежутки времени, словно дорожные столбы. Изредка я видела фигурки людей, работающих на полях, у ферм или же на тракторе в поле, но они были так далеко, что я не могла их как следует разглядеть.

Но вскоре пейзаж изменился. Впереди, слева от шоссе, под прямым углом к нему я увидела дорогу, густо обсаженную деревьями. Вначале мне показалось, что деревья высажены на равном расстоянии друг от друга, кроны их аккуратно подстрижены. Они скорее напоминали живую изгородь. Свернув на эту дорогу, мы проехали еще полмили, затем, замедлив ход и еще раз свернув, остановились перед высокими воротами. Наша машина дважды просигналила.

Решетка ворот железная, витая и окрашена в розовый цвет, над ней высокая розовая арка в лепных украшениях. Почему такое пристрастие к розовому? — подумала я. Мне это всегда казалось признаком дурного вкуса. Цвет румяных щек, свежей кожи, символ подавленных желаний, неудовлетворенных страстей? Едва ли. Любой другой, но только не кремово-розовый. Скорее алый… Не представляю себе человека, чьи страсти розового цвета…

Пока мы ждали, когда кто-нибудь выйдет и откроет ворота, смутное чувство тревоги вдруг охватило меня. Я рассматривала одноэтажное строение, примыкавшее к левому крылу арки, тоже окрашенное в розовый цвет, правда, оконные рамы были голубые, а на окнах — знакомые белые тюлевые занавески. Наконец дверь сторожки отворилась, и к нам вышла женщина средних лет в темном брючном костюме и белой блузке. В ее коротко остриженных волосах сверкнули серебряные нити седины. Она приветствовала меня знакомым жестом, только более сдержанно и официально, чем амазонки на дороге, и направилась открывать ворота. Лишь тогда я поняла, как она мала ростом. Вот почему мне стало не по себе от этого домика у ворот — он так же мал, как и его хозяйка!..

Пока мы проезжали, я неотрывно смотрела то на нее, то на сторожку. Что все это значит? Мифология богата сказками о гномах, вполне возможно, что они и одолевают кого-то во сне и эти сны что-то означают, но я не могла вспомнить, что именно. Неудовлетворенное чувство материнства, чадолюбие, инстинкт продолжения рода? Не слишком ли примитивно я все толкую? Я прогнала эту мысль — подумаю над этим потом, а сейчас надо смотреть и запоминать.

Мы не спеша ехали по аллее среди зелени парка, в который однако уже вторглись городские кварталы. Широкие лужайки, покрытые нетронутой травой, кое-где клумбы, рощицы серебристых берез и одинаковые старые ветвистые деревья, а среди них — розовые трехэтажные дома, разбросанные свободно, без какой-либо планировки.

Две амазонки в выцветших от солнца ржаво-красных комбинезонах высаживали цветы на клумбе аллеи, по которой мы ехали. Нам даже пришлось остановиться, чтобы дать им возможность перевезти через дорогу тачку, полную тюльпанов. Амазонки приветствовали меня привычным жестом и доброжелательной улыбкой.

А через мгновение мне показалось, что зрение мне изменило, ибо пейзаж повторился, только дома были белые и уменьшились в размерах… Я даже заморгала, не веря своим глазам, но, увы, это было так… А чуть дальше чудовищно толстая женщина, завернутая в розовую накидку, тяжело и грузно ступая, пересекала лужайку. Ее сопровождали три крохотные, одетые в белое фигур-кн, похожие на детей или, скорее, на оживших кукол. Сцена невольно напоминала океанский лайнер, входящий в гавань в окружении суетливых катеров. Мне стало не по себе, внутри словно все обмякло. Все эти символы плодородия и чадолюбия, право, не моя стихия…

На развилке машина свернула вправо, и мы наконец остановились у розового дома с высоким крыльцом, к которому вела лестница. Дом, казалось, был самым обычным, если бы не лестница, разделенная посредине перилами: левая ее половина имела обычные ступени, а у правой — ступени были немного мельче, и их соответственно было больше.

Водитель трижды нажал кнопку сигнала, извещая о нашем прибытии. Через несколько секунд не менее десятка маленьких созданий в белом быстро сбежали по мелким ступеням правой половины лестницы. Хлопнула дверца кабины, и женщина-водитель вышла им навстречу. Теперь я увидела, что она такая же малютка, как и они, только одета иначе — в розовую униформу под цвет своего автомобиля.