Максим Хорсун: Сибирский рубеж

О’Бэннон не любил зиму. За зиму русские успевали зализать раны, починить оружие, поставить в строй еще вчерашних подростков, зачать детей – новых солдат для войн грядущего.

Вот и первая дурная весть из Сибирского полигона, как про себя называл территорию, контролируемую сопротивлением, О’Бэннон. Вардроид класса «Инвестигатор» стоимостью в двадцать с половиной миллионов долларов был сражен единственным выстрелом…

– Зырь, салаги… – с придыханием проговорил Старый Хрыч, а затем легонько провел гаечным ключом по урановой сфере нейтронного источника. Во все стороны ударили белые искры, огненный водопад полился на видавший виды, в подпалинах, линолеум.

– Оба-на! – всплеснул руками Худеющий. – А как это?

– Ясное дело – шайтан, – ответил, довольно жмурясь, Старый Хрыч.

– Да ну вас на! – Серый перемахнул через высокий порог хранилища и договорил уже из коридора: – Зарекался ведь с тобой пить, Хрыч! И какого надо было это делать?

– А чего ты глазом задергал, Серый? – делано удивился Хрыч и снова прикоснулся ключом к сфере. Заискрилось, засияло. Заметались по полу и стенам длинные тени.

– Боюсь, что ссать кровью будем, – буркнул Серый и сплюнул.

Хрыч положил ключ в карман фуфайки, надел сварочные рукавицы, подхватил источник на ладони и бережно перенес к сейфу. Уложил в ячейку, притворил толстенную дверцу.

– Я всю жизнь – при «изделиях», – сказал он с расстановкой. – Двести граммов водки приму – и в хранилище. Вожусь, проверяю, все ли в порядке, разговариваю с ними, как с детьми. И вот что я тебе скажу, Серый: выдумки это все про радиацию. Про вред придумали, чтоб народ подальше держался. Вот мне – за шестьдесят, а я всегда как на свежих батарейках, даже простатита нет.

– Так ты, наверное, этот… – Серый задумался, вспоминая нужное слово. – Мутант!

Худеющий и Хрыч заржали.

Пора было уходить из опасного помещения. Смотритель хранилища подтолкнул Худеющего к дверям, окинул хозяйским взглядом бетонную коробку. Потом закрыл противоударную дверь, затянул кремальеру.

– Слушай, дядь! – обратился Худеющий к Хрычу. – Если твои «изделия» работают, если шайтан все еще дает жару, почему бы нам не жахнуть по Белому дому?

Серого тоже интересовал ответ на этот вопрос. Он поглядел на Хрыча, мнущего в раздумьях бороденку.

– Почему-почему, – пробубнил наконец Хрыч. – Это вам не винтовка Мосина, которая с сороковых годов лежит в арсенале и до сих пор в масле: можно заряжать и воевать. Сложное и тонкое оно, ядерное оружие. Тут регламентные работы нужны… я, конечно, занимался ими, как мог… срок годности-то «изделий» уже вышел. Может, жахнет, а может – нет. Может, теперь оно только для фейерверков годится.

– Во блин, – Серый разочарованно покачал головой.

– Можно, конечно, собрать и «грязную бомбу», – продолжил Хрыч, пропуская молодежь вперед: нужно было запереть еще одну бронированную дверь. – Взять радиоактивные материалы и начинить ими ракету. Но «грязные бомбы» ни в одной войне не применялись, а еще у нас нет ракеты, которая бы долетела до Америки… да и не верю я в радиацию, я ж говорил.

Они прошли через давно пустующий КПП, свернули в каптерку Хрыча. В комнатушке ярко светила лампа без абажура, на столе в тарелках остывал рассольник. Серый и Худеющий сели на табуреты, а Хрыч – в дерматиновое кресло. У Худеющего после посещения хранилища проснулся аппетит, пока Хрыч наполнял рюмки, тот успел выхлебать суп и подчистить тарелку кусочком грубого, из местной пекарни, хлеба.

– За твой почин, Серый! – сказал Хрыч. – С такими бойцами, как ты, мы еще поживем!

Выпив и занюхав рукавом, Худеющий вдруг спросил:

– А если собрать «грязную бомбу» да жахнуть по Москве? До Москвы ведь наши ракеты долетят?

Серый опешил, а Хрыч переменился в лице и проворчал:

– Если бы да кабы! Закусывай лучше, салага! А то чушь из тебя поперла, как гной из гангрены!

– Ну а че? – не унимался Худеющий. – Нас предали. Бросили. Не помогают. С пиндосами вась-вась. Не захотелось поди траву жрать, как мы ее жрем.

– Тут все не так просто, – Хрыч передернул плечами. – Это все временное, так сказать, явление. Тут надо переждать. Молод ты еще, моча в мозги стучит.

– Чего тут не понимать, дядя? – разухабился Худеющий. – Вот, Серый, ты скажи!

Серый хмыкнул.

– А мне было бы стыдно, – ответил он, глядя в желтые глаза Худеющего. – Перед детьми своими было бы стыдно, если бы я вздумал ударить по Москве «грязной бомбой». Так войну мы бы все равно не выиграли. Зря только погубили бы кучу народу, который сердцем с нами. Не все в столице продались пиндосам, зуб даю.