Джеймс Гарднер - Неусыпное око

— Я провел приятный вечер, — чопорно ответил он.

— Сэ джуло леехедд, — сказала я ему. «Слышу слишком мало». — Разве ты не знал, что хомо сапы живут ради грязных сплетен?

Он ответил не сразу, но вдруг стал слишком подпрыгивать при ходьбе, слишком даже для улума. (Они всегда упруго подскакивают — они ведь легкие, и их мембраны-паруса ловят любое дуновение ветра. В ветреный день улумы запросто брали под руку любого из людей, кому было с ними по пути, используя их как якорь, чтобы не унестись с порывом ветра. Ну, по крайней мере, так мне говорят все мужчины-улумы, цепляющиеся ко мне и за меня на улице.)

Прыг, прыг, прыг. В конце концов, Чаппалар нарушил молчание.

— Ее зовут Майя. Человек, но ты ее не знаешь. Ей сто десять лет, но она принимала таблетки молодости. Она в отличной физической форме.

Я подавила смешок. Таблетки всех нас поддерживали в «отличной физической форме». Если Чаппалар упомянул об этом, его, должно быть, поразило нечто удивительное в формах любовницы. Наверное, она была широкой.

— Расскажи про все это маме Фэй, — умильно проворковала я, беря его под руку.

— Могу только сказать маме Фэй, что на моих губах печать молчания, — ответил он, демонстративно высвобождаясь. — Что бы ни происходило между двоими — это либо очень личное, либо для всех одинаковое. Я не стану обнародовать личное, а информацию об общеизвестном ты можешь загрузить сама.

Под этим, я полагаю, он подразумевал просмотр порночипов с участием улумов и людей. Нет нужды, Чаппалар, детка, нет нужды. В моем распутном прошлом я достаточно такого насмотрелась, чтобы все знать про межвидовые пропорции. Теперь же я хотела только насладиться чужими ощущениями в деталях.

Но как я ни пыталась выманить у Чаппалара подробности о прошлой ночи, крутые, как виляние бедрами в стриптизе, он отказывался мне их открыть. По правде говоря, он вообще немного говорил, так как был слишком занят — улыбался, подпрыгивал, впитывал разлитую в небе оттепель. Я догадывалась, как его мысли беспокойно метались между неизбежными догадками, свойственными любому «утру после»: «Правда ли она… Что, если она… Может, мне». Как скоро мы сможем…»

— Ты такой милый, — призналась я ему.

Он не слышал — все прикрывал ушные веки, словно ему хотелось остаться наедине со своими мыслями, а после, широко открывая их, будто стараясь охватить каждый звук в мире.

Глядя на него, мне самой хотелось заново влюбиться. И погода для этого была подходящая. Мне пришлось перейти на рысь, чтобы догнать прыгающего Чаппалара.

Насосная станция одной стеной примыкала к детскому зоосаду парка Кабо — высотой с трехэтажный дом, длиной в пятьдесят метров, покрытая глянцевой мозаикой с изображением никогда не существовавшего леса. Каким-то дивным чудом в этом лесу бок о бок росли и земные кедры, и дивианские сахарники, и аборигены Дэмота — перомалинные пальмы. (По правде говоря, я никогда не видела земных деревьев за пределами виртуальной реальности, лишь пару молодых деревьев в горшках в национально-историческом музее в Пистоле. Ни одно правительство на Дэмоте не сдурело настолько, чтобы поставить под удар местную экосистему, позволив людям, где попало сажать инопланетные деревья.)

В детском зоосаде было такое же надуманно-пестрое смешение, как и на мозаике. С Новой Земли — ослики и овечки; из дивианских миров — прирученные орты (птеродактили размером с курицу, раздражающе-пронзительно вопившие, но ластившиеся к детям); и с самого Дэмота — черви-пуховорсы и облокоты. (Черви-пуховорсы похожи на рулон потертого коричневого ковра: смотреть на них — тоска берет, но гладить их приятно, они пушистые и мяконькие. Облокоты — стадные животные, смахивают на печальных коротконогих коз со шкурой броненосцев. На воле они отдыхают, облокачиваясь на скалы и деревья; в зоосаде они приваливаются к ногам посетителей, мрачно глядя на вас снизу вверх и выражая каждой морщинкой на морде: «Вы же не против, да?»)

Пока мы с Чаппаларом шли через парк, за нами увязались двое облокотов… один явно надеялся, что мы захватили пенокурузы со стойки с едой, другой же — робот — просто шел за первым. У каждого живого существа в парке Кабо имелся сопровождавший его робот-клон, запрограммированный следить за тем, чтобы типично животное поведение настоящей живности никому не досаждало. Если бы, к примеру, облокот решил избрать меня своей подставкой, в том бы не было беды, только замызганная куртка долго воняла бы облокотом; но если бы двинулся к Чаппалару, то робот встал бы на караул между улумом и облокотом, пока зверушка не подалась бы в сторону. Дело вот в чем: взрослому хомо сапу легко было удержать вес облокота. А вот Чаппалара он перевернул бы вверх тормашками и, опрокинув, мог бы растоптать. В крутолобую башку облокотов никак нельзя было вбить, что высокие и на вид сильные улумы на самом деле легкие и хрупкие. Отсюда и потребность в защите и надзоре роботов — иначе Лига Наций заинтересуется, почему мы позволили потенциально опасным животным приставать к нашим разумным согражданам.