Майкл Муркок - Английский убийца

Ева Кнеч пристально смотрела, как Лобкович выпрямился, держа шпору в руке.

— Моцарт! — сказала она. — Мне следовало бы…

— Не будь дурой, дорогая. — Лобкович положил шпору на перламутровый столик, инкрустированный мозаикой.

— «Дурой»! — Она вытащила 9-миллиметровый автомат из старинного буфета эпохи Иакова I, очередь прошила ему бедро. Он сжал зубы, как бы протестуя против шума, а не боли, на пиджаке и брюках расплылись темные пятна. Он схватился за бок.

Остаток обоймы она выпустила ему в лицо. Он упал.

Замертво.

Уна Перссон, услышав выстрелы, вернулась. Она прицелилась и выстрелила, пуля попала прямо в ревнивое сердце, и Ева упала ничком. Мертвая.

Убийца Евы Кнеч вытащила из кармана шинели берет и надела его, глядя на свое отражение в зеркале, висящее над камином. Она постояла минуту, глядя на гроб и трупы. Затем засунула револьвер в карман. Чуть приоткрыла рот, затем закрыла его. Сняла с проигрывателя Моцарта и, порывшись в кипе пластинок, нашла Бранденбургский концерт Баха. Поставила пластинку, заглянула в гроб и подошла к двери, постояла немного в нерешительности, а затем быстро вышла. Дальнейшее исполнение концерта было не лучшего качества, так как его заглушали истошные крики, раздававшиеся из гроба.

Внизу послышался шум отъезжающего по мощеной булыжником аварийной дороге грузовика.

Голос звучал все унылее и наконец замолк, наступила ночь. Время от времени отблески от взрывов на востоке освещали комнату. Позже темноту ненадолго нарушил лунный свет, а тишину потревожил звук «Цеппелина», возвращавшегося в ангар. В конце концов не осталось никаких звуков, кроме потрескивания в колонках.

Проснулась полосатая кошка, забытая Уной, и подошла к Лобковичу. Она полизала свернувшуюся кровь на его лице и с отвращением отошла. Затем тщательно вылизала себя, сидя рядом с трупом Евы, потом прыгнула в гроб и свернулась клубочком на груди Джерри, не обращая внимания на безумные, широко открытые глаза, которые продолжали с мучительным выражением пристально смотреть в потолок терракотового цвета. Глаза медленно наполнились слезами.

Руки с длинными тонкими пальцами медленно опустились, открывая чувственное еврейское лицо. Большие чувственные губы задвигались, он заговорил с мягким акцентом.

— Может, тебе следовало бы привезти его обратно, Уна? — Это был худой, высокий, интеллигентный на вид молодой человек. Он сел на походный стул, прислонившись спиной к стене сухой известняковой пещеры. Он был одет в обычную партизанскую форму, которая обвисала на его худом теле, как мокрый флаг.

В пещере стояло много ящиков, горела масляная лампа, от света которой падали темные тени. На одном из ящиков лежала наполовину съеденная головка Стилтонского сыра, почти полная бутылка минеральной воды и несколько военных карт Восточной Германии и Польши в кожаных переплетах.

Она расстегнула верхнюю пуговицу черного пальто.

— Это было бы воровством, Себастьян.

— Ты права. Но сейчас такое время, когда все вмешиваются в чужие дела.

— Но мы же договорились, что нам от них ничего не нужно.

— Правильно. — Он закусил верхнюю губу, его большие веки медленно опустились.

Она сказала с вызовом:

— М16 почти совсем новые. Для них есть много патронов. Он сдержал слово. Многие из новых немцев очень надежны в этом отношении. Но меня расстроила ее жестокость. — Она закурила еще одну сигарету, взяв спичку из коробка, который лежал в ящике, стоявшем недалеко от нее. — У меня все еще такое чувство, как будто я что-то забыла, — она полезла в карман и, вытащив револьвер, стала рассматривать его со всех сторон. — Мне больше ничего не оставалось.

— Ты права.

— Я уверена, что если бы помедлила хотя бы минуту, то возможно и не сделала бы этого. Но многие люди понапрасну тратят время на обдумывание, а когда они начинают действовать, бывает слишком поздно. Я не хотела никому причинять вреда.

Себастьян Очинек пошел к выходу и откинул маскировочную сетку. Моросил мелкий дождь, и этот звук был похож на звук, который бывает, когда ветер колышет занавески. Сквозь дождь Очинек пытался разглядеть небольшую македонскую деревеньку, расположенную внизу на гористой равнине. Появилось стадо коз. Они направлялись в сторону гор и, беспокойно блея, вскоре исчезли из виду. С гор текли потоки воды, вода слегка пахла бензином. Было довольно тепло.

— Себастьян.

Он хотел было выйти из пещеры, так как ненавидел любые проявления сентиментальности, напоминавшие церемонию возвращения домой, но, услышав ее голос, обернулся.