Владимир Васильев - Гостиница

части одного целого... Две антагонистические части...

Когда-то я говорил, что у человека нет врагов, кроме него самого... Воистину так... Мой враг - он! - тяжко вздохнул Мессия, указав на Мессира. - Время показало, что нам двоим в одном мире не ужиться... Или миру не уцелеть, пока мы оба в нем... И я решил, что он должен умереть...

Стало мертвенно тихо. Таких слов от Бога никто не ожидал услышать.

- ... Причем, той смертью, на какую он обрекал других. Ведь до меня он распял и кастрировал многих других мужчин... Если мое решение неверно, то умереть должен я... Здесь... Сейчас... Я свой выбор сделал... Если я не прав, остановите и убейте меня...

Мессия повернулся к арестанту. Дюжие парни подтолкнули его спиной к хресту. Арестант не сводил глаз с Мессии, лицо которого (крупным планом на экранах) было сурово и прекрасно. Слезы поблескивали в его пронзительных глазах, но сквозь слезы пробивалось пламя ненависти...

И каждый человек в толпе вдруг ощутил ее мощный прилив, не позволяющий здраво проанализировать происходящее. Каждому казалось, что это он стягивает веревки на запястьях и лодыжках человеко-зверя, что он, а не Мессия, выхватив из кармана нож, разрезает одежды узувера и срывает их...

Еще двое парней выскочили из вертолета и принесли подставки. Они натянули верхние веревки и подтянули упирающееся костлявое тело на верхнюю половину хреста. Ловко вскочили на подставки и, обмотав концы веревок вокруг рук, закрепили их. Потом то же проделали с ногами.

- Да остановитесь же! - не выдержала госпожа Президент, с трудом преодолев захлестывающую ее жажду крови. Временами она еле удерживалась от порыва броситься на изувера, мучавшего когда-то ее маленького беззащитного сыночка, и своими зубами перегрызть его звериное горло. Этот порыв был ей чужд, и она, пересилив его, воскликнула: - Остановитесь!

- Тот, кто меня остановит, должен убить меня, мама! - обратил к ней Мессия трагический лик свой.

- Пусть он хоть слово скажет! - взмолилась она. - Нельзя же так... молча...

Теперь глаза полураспятого монстра обратились к ней. И она не увидела в них ненависти. Взгляд его был полон тоски и жалости... к ней... Очень знакомый взгляд чужих глаз...

- Он уже никогда не сможет говорить, - ответил Мессия. - В нашей психической схватке он потерял и дар речи, и телесенсорные способности.

- Но я вижу в его глазах человеческие чувства! - упорствовала госпожа Президент.

- Такие чувства испытывает любое существо, ощущая близость смерти, тяжко вздохнул Мессия.

И вновь волна агрессивности прошла по толпе и по телезрителям. Каждый почувствовал себя охотником, преследующим дичь.

Один из парней достал из карманов гвозди и молоток. Мессия взял все это у него.

- Дальше я все сделаю сам, - сообщил он, - чтобы ни на кого из вас не легла тень греха...

Он подошел к хресту и легко вспрыгнул на подставку. Приложил гвоздь к левой ладони, размахнулся и с силой вогнал его сквозь ладонь в дерево.

Нечленораздельный рык боли, усиленный аппаратурой, загрохотал над площадью, заставив похолодеть от ужаса, а потом одарив ощущением победы над поверженным врагом. Толпа стала единым существом и, казалось, крякала вместе с Мессией, загоняя гвозди. Лицо его горело хищным охотничьим азартом, а глаза видели не худую окровавленную ногу, в которую он забивал гвоздь, а оскаленную пасть серо-голубой пантеры (или как ее там?), в которую он должен, изловчившись, сунуть острую деревянную распорку.

Хоп!.. Вот она, разрывая ткани, входит в плоть!..

Впрочем, куда это он унесся - это гвоздь ушел в ногу даже глубже, чем следовало бы...

Завершив дело, он торжествующе глянул на госпожу Президент. И это чувство торжества победы над врагом, упоительное, опьяняющее чувство, передалось толпе, завывшей, засвистевшей, зарычавшей от избытка эмоций.

- Спутники мои, соратники мои! - обратился Мессия к пастве. - То, что происходит здесь сейчас, не просто казнь преступника. Нет!.. Это символ нашей победы над темными силами в наших душах. Сегодня мы казнили наше собственное зло!.. Мы совершили акт самоочищения! Но чтобы довести его до эмоционального, логического и символического конца, чтобы пережить истинный глубокий катарсис, способный вознести нас к духовным вершинам бытия, мы должны попрать зло не смертью! Нет, этого мало, ибо смерть - сама зло! Мы должны попрать его любовью, как это свершалось в древних мистериях! эффектным жестом воздел он руки ввысь и замер, выдерживая паузу, во время которой телесенсорно освежал в памяти толпы информацию о древних мистериях. - Все вы - дети любви, на алтарь которой я призываю вас принести свои души и тела!.. И да сольются они в единый дух и в единую плоть!..