Владимир Васильев - Гостиница

Она не отвела взгляда. Она уже знала, что делать...

- Сейчас приведу, - пошла к двери дочь. Через минуту она вошла с девочкой.

"Внучка,"- волнительно забилось сердце, и Женщина глубоко вздохнула.

- Подойди сюда, лапочка, не бойся, - позвал дед.

- А я и не боюсь, - звонким от волнения голосом ответила девочка. Чувствовалось, что она прекрасно понимает неординарность момента. Она смотрела на деда и, в то же время, не спускала зачарованных глаз с Женщины.

- Это твоя бабушка, - гордо сообщил дед. - Нравится?

- О-очень, - выдохнула девочка.

- Вот такой ты и будешь, когда вырастешь, - щедро пообещал дед.

По глазам чувствовалось, что девочка всем сердцем желает быть такой, но ей не очень верится в это... Может быть, глядя на маму?..

- Еще лучше будешь, я научу, - пообещала Женщина.

Девочка улыбнулась и поверила. Матери это не понравилось.

- Поцелуй бабулю, - сказал дед.

Девочка мгновенно послушалась и бросилась ей на шею, прижавшись всем телом, ткнулась губами куда-то между щекой и шеей.

Женщина с нежностью обняла детское тельце.

- Дед столько мне рассказывал о тебе! - восхищенно прошептала ей на ухо девочка.

- Ну, а теперь иди ко мне, - позвал дед.

Девочка послушно прильнула к нему.

"Ласковый зверек", - улыбнулась Женщина.

- Ладно, лапонька, иди играй и маме помогай, - отправил девочку дед.

Дочь с внучкой оставили их вдвоем. Глаза встретились и не отпускали друг друга. Она видела в его взгляде любовь, благодарность и неизбывную грусть предстоящей разлуки... И поняла, что надо спешить!..

Женщина откинула простыню, не обращая внимания на его смущенный протестующий жест, и легла рядом, прильнув к его иссушенному болезнью старческому телу, совсем непохожему на то, какое она помнила и любила...

... И стала Женщина Рекой, и омыла его своими струями, и приняла в себя, и растворила в себе, и понесла в дали дальние, дали светлые, где он снова может стать Королем-Оленем, а она - его возлюбленной Рекой...

Уже сильно завечерело. Ранняя тьма опустилась на Город. Дочь и внучка стояли у окна, высматривая в свете фонарей одна - мужа, другая - отца, задержавшегося с работы.

И вдруг стало тихо-тихо, словно они разучились слышать. Тишина была неожиданно страшной, но длилась она всего мгновение, которое, как выяснилось потом, коснулось всех горожан. А потом, будто кто-то облегченно вздохнул, и мир опять привычно зашумел.

Когда мать и дочь, почувствовав неладное, вбежали в спальню, там было пусто. Распахнутое окно размахивало занавеской. Они подбежали к окну, но успели заметить только слабый ручеек света, струящийся от него к Гостинице...

"Она приходила за ним," - подумала Женщина и прижала к себе дочь.

Она знала, где их искать, но ее время еще не пришло.

"Бабушка, - молча пообещала девочка исчезающему ручейку света, - я обязательно стану такой, как ты..."

- Лучше, - прошелестел ветерок занавеской, - лу-у-чше...

* * *

А над Городом в ночной тьме неугасимо светился Указующий Перст...

3. МЭР

"Достичь небесных сфер не может ни один, минуя недра ада".

Шри Ауробиндo Гхош

Уже несколько дней вокруг фантастически громадного здания Гостиницы, больше похожего на телебашню, не ощущалось никакого движения. А информации о завершении или приостановке строительства не было. Не говоря уже о торжествах по случаю открытия. Это нарушало душевное равновесие и... протокол. Конечно, Гостиница не принадлежала Городу, но она была весьма заметной его частью, и это давало городским властям основания рассчитывать на получение своевременной информации. Хотя бы для пресс-службы...

Правда, и прежде на строительстве Гостиницы суеты, сопровождающей прочие стройки Города, не обнаруживалось, что само по себе было удивительно, однако чувствовалось и наблюдалось воочию продвижение дела. Гостиница росла день ото дня, хотя было совершенно непонятно, за счет чего. Никаких строительных кранов, бетономешалок, лесов и прочей строительной атрибутики никто возле строящегося здания никогда не видел.

И, тем не менее, вот оно!.. Тычет своим острием в серое небо, поблескивая даже в рассеянном свете сумрачного дня.

Мэр невольно залюбовался совершенными формами этого неординарного архитектурного сооружения, обреченного быть достопримечательностью его Города.

"Похоже на указку Господа... - подумал Мэр. Впрочем, сам он был закоренелым атеистом, что позволяло ему поддерживать ровные дипломатические отношения со всеми конфессиями Города, оставляя каждой из них надежду спасти его грешную душу. - Нет, пожалуй, - усомнился Мэр в своем образе, слишком широкое основание для указки... Скорее уж тогда - сталагмит Божий, застывшие слезы Господни... Экое, однако, религиозное настроение... С чего бы это?.."