Стенли Вейнбаум - Нулевое кольцо

И вот однажды в первых числах декабря в моем мозгу воз— никли первые воспоминания. Поначалу они носили бесформенный, неясный характер: смутные ощущения, которые я никак не мог заключить в жесткие словесные рамки.. Я пытался описать их де Нанту, но безуспешно.

— Видимо, таково твое восприятие окружности. Или нет, не совсем так, скорее ощущение спиральности… Черт, опять не то. Замкнутость пространства? Никак не могу вспомнить — сов— сем вылетело из головы.

Он весь сиял.

— Наконец-то! — прошептал он — борода торчком, в выцвет— ших глазах яркий блеск. — Началось!

— Но что толку от таких воспоминаний?

— Наберись терпения. Со временем они станут четче. Конеч— но, не все из того, что ты вспомнишь, нам пригодится. Воспо— минания будут бессистемны и разбросаны во времени. В своих воплощениях за всю немыслимую бесконечность замкнутого в ок— ружность времени ты не всегда сможешь остаться брокером Дже— ком Андерсом. Могут всплыть воспоминания из тех времен, ког— да ты как личность существовал лишь частично, то есть когда по воле закона вероятности появлялось существо, состоящее не только из тебя, но и еще из кого-нибудь. Среди бесконечных миров, которые возникают, развиваются и умирают на протяже— нии Вечности, возможно абсолютно все.

Но при этом где-то, когда-то, из тех же атомов, при тех же обстоятельствах должен появиться ты. Ты — это та самая черная песчинка среди триллионов белых песчинок, а так как время бесконечно, тебя уже вытягивали, и не раз.

— Значит, вы полагаете, — прервал я его, — что человек на Земле живет дважды? Вторичное воплощение, как в буддизме?

Он издевательски рассмеялся:

— Возраст Земли — один-три миллиарда лет. Что это значит по сравнению с Вечностью?

— Ничего. Нуль.

— Именно! И тот же нуль представляет собой вероятность повторного появления из тех же атомов того же человека за один планетарный цикл развития. Но я уже говорил, что трил— лионы или триллионы триллионов лет назад уже была другая Земля, другой Джек Андерс и, — в его голосе послышались жа— лобные нотки, — другой кризис, разоривший Джека Андерса и старика де Нанта. Именно этот фрагмент ты и обязан вспом— нить.

— Но что можно вспомнить, будучи в состоянии каталепсии?

— А Бог его знает. Что-нибудь да вспомнишь.

И тут я не выдержал:

— Но это же абсурд! Нонсенс! Бред сумасшедшего! А мы оба

— два спятивших идиота! — Но, как оказалось, я ошибся в вы— боре определений.

— Сумасшедший? Спятивший? — он уже визжал. — Старик де Нант — сумасшедший, так по-твоему? Дырявый Нуль спятил? Ты не веришь, что время движется по замкнутому кругу, не ве— ришь, да? А ты хоть знаешь, что такое круг? Нет, конечно! Так слушай же!

Круг — это математический символ нуля! Время — это нуль, и время — это круг! Я разработал теорию, по которой стрелки часов на самом деле вовсе не стрелки, а носы, потому что они находятся на лице часов и принюхиваются ко времени; а пос— кольку время — это круг, они все время ходят по кругу, по кругу, по кругу…

В комнату неслышно скользнула Ивонна. Подойдя к отцу, она несколько раз мягко провела ладонями по его лбу в глубоких морщинах. Похоже, она все слышала.

— Скажите, — обратился я к де Нанту в один из вечеров после нашей ссоры. — Если прошлое и будущее — одно и то же, то выходит, что будущее точно так же невозможно изменить, как и прошлое. Тогда где гарантия, что его можно изменить и вернуть наши деньги?

— Изменить? — он фыркнул. — С чего ты взял, что я хочу его изменить? А вдруг Джек Андерс и де Нант — те, что по другую сторону Вечности, — уже сделали это? Говорю тебе, его уже изменили.

Я сдался, и наша фирма возобновила свою абсурдную дея— тельность. Мои воспоминания, — если это действительно были воспоминания, — с каждым разом становились все отчетливее. В памяти стали всплывать факты, которые никак не укладывались в двадцать семь лет моего собственного прошлого; правда, де Нант утверждал, что это картины прошлого того, другого «я» с противоположного отрезка Вечности.

Я видел и другое: события, которые никогда раньше со мной не происходили, хотя, с другой стороны, я не был в том абсо— лютно уверен. Видите ли, они не имели в моей жизни серьезно— го значения и, возможно, просто стерлись из памяти. Сразу после пробуждения я добросовестно пересказывал все старику, хотя иногда это было довольно затруднительно — словно с тру— дом подбираешь слова, описывая полузабытый сон.