Стенли Вейнбаум - Искупительная пирамида

Случалось ли вам когда-нибудь остаться разом без еды, без денег и без крыши над головой? Тогда вы легко сможете представить себе мое настроение в тот вечер, когда в мою комнату заглянул капитан Гаррис Хэншоу. Уточню, это была моя комната на ближайшие двадцать четыре часа, потом я должен был или полностью расплатиться, или выматываться ко всем чертям.

Неплохое положение для парня, который совсем недавно поднимал в небо ракеты, не так ли? Но я уже полтора года был безработным пилотом — отсюда все мои проблемы.

Я даже головы не поднял, когда услышал стук в дверь, — я ведь знал, что это может быть только квартирная хозяйка.

— Не время еще! — рявкнул я. — Имею право здесь сидеть!

— Ты имеешь полное право и дальше корчить из себя чертова дурня! — произнес Хэншоу.

— А что случилось? — спросил я, открывая дверь. — Поздновато для соболезнований, тебе не кажется?

— Пришел нанять тебя на работу, — отвечал он.

— Да-а? Должно быть, роскошное местечко. Возить в тачке песок или стричь травку на лужайках? Я ведь, черт возьми, такой голодный, что почти готов за это взяться — почти, но не совсем.

— Это работа пилота, — преспокойно заявил Хэншоу.

— Да кому нужен пилот с желтой карточкой? Кто доверит свой корабль трусу? Ты что, не знаешь, что Джека Сэндза навсегда вышвырнули?

— Заткнись, Джек, — коротко оборвал он меня. — Я предлагаю тебе работу под моим началом — пилотом в новой межпланетной экспедиции на Европу.

Тут уж я начал злиться. Понимаете ли, я ведь как раз возвращался с Европы, третьей луны Юпитера, когда укокошил гандерсоновское оборудование, и теперь у меня появилась дикая мысль, что Хэншоу просто пришел посмеяться над Джеком-недотепой.

Но он вовсе не шутил.

— Мне нужен пилот, которому я могу доверять, Джек. — Вот в точности его слова. — Не знаю ничего о твоей аварии с «Герой»: я как раз на Венере был. Но я тебя видел в деле и готов взять в команду.

— Слушай, Гаррис, — сказал я. — Если ты меня берешь, то послушай по крайней мере правду. Я угробил Гандерсона и его оборудование, верно, только второй пилот, этот чертов Крацка, забыл упомянуть некоторые подробности. Да, вахта была моя, правильно, но он не позаботился сообщить комиссии по расследованию, что до того я отдежурил его вахту — а потом еще свою. Я отдежурил две долгие вахты, а потом еще одну.

— Две долгие? — изумился Хэншоу. — Ты хочешь сказать — ты отдежурил шестнадцать часов перед вахтой приземления?

— Именно об этом я и говорю. Я тебе скажу то же самое, что говорил комиссии по расследованию, может быть, ты мне и поверишь. Они не поверили. Дело в том, что мой кристально честный напарничек любил заложить за воротник. Так что, когда он заявился на мостик, мягко говоря, не в форме, я отослал его проспаться и доложил об этом Гандерсону. Ну а что тот мог сделать? Достать из кармана запасного пилота? Ну и пришлось мне сажать. А у «Геры» был свой норов — она всегда при взлете-посадке любила малость порыскать носом — как спаниель в камышах. В обычном состоянии я с этим справлялся. Но, честно говоря, после шестнадцати часов вахты соображалка уже почти не варит. А напарничек спать не пожелал — вместо этого он торчал у меня за спиной и каркал под руку. До столбиков оставалось семьдесят футов, когда «Гера» резко дернулась, и Крацка прямо рехнулся.

Я заколебался.

— Не знаю в точности, как дело было. У меня ведь глаз на затылке пока нет. Крацка возился возле воздушного шлюза. Вдруг он завопил: «Она переворачивается!» — и ухватился за клапан. Я и глазом моргнуть не успел, как он открыл воздушный шлюз. Ну, мы были всего за семьдесят футов — даже еще меньше — над полем. Мы упали вниз, как переспелое яблоко с дерева. У меня не было времени даже пошевелиться. А о том, что дальше случилось, ты можешь прочесть в газетах.

— Только не это, — возразил Хэншоу. — Заканчивай сам.

— Двигатели взорвались. Крацка сломал запястье. Меня выкинуло из рубки управления и как следует приложило. Гандерсон и его профессора превратились в пятна на посадочном поле. Свидетели ничего толком не разглядели. Конечно, видели, как кто-то выпрыгнул с носа корабля после того, как двигатели гикнулись, но кто мог определить, который это из нас? И взрыв шарахнул по всему полю, так что было не разобрать, где что и где кто.

— Значит, были его показания против твоих?

— Да, должно быть. Но на поле знали, что вахта была моя, потому что я разговаривал с Землей, а кроме того, Крацку первого допросили. Я даже и не знал ничего обо всей суматохе, пока не очнулся в Большом Госпитале Милосердия две недели спустя. К тому времени Крацка уже дал показания, и я оказался козлом отпущения.