Денис Луженский - Единственное условие

— Небогато живёте, — заметил Георгий, разглядывая островное хозяйство. В тени пальм и кротонов пряталась большая палатка, внутри стояла накрытая спальным мешком раскладушка, а под огненно-рыжим тентом, прямо на песке, лежали коробки с консервами, десятилитровые бутыли из-под питьевой воды и прочие издержки холостяцкого быта вроде смятых футболок, старых шлёпанцев и книг в истрёпанных обложках. Ещё больше всякой нужной и ненужной всячины громоздилось на походном столике, разложенном прямо перед входом.

Не дожидаясь приглашения, гость поднял с единственного складного стула маску для снорклинга, положил её на стол поверх примуса и сел.

— Я когда-то тоже любил походы, — изрёк он без тени ностальгической теплоты в голосе. — Ещё студентом. Потом как-то перерос всю эту «романтику». Нашёл другие способы самому себе что-либо доказывать.

— Это не попытка что-то себе доказать, — Ян пожал плечами. — Я здесь просто живу. Уже четыре года.

— В палатке на райском островке? Странновато для отшельничества. Зачем такие сложности? Денег Кизлярского вам наверняка хватило бы, чтобы отстроить двухэтажный особнячок где-нибудь возле Байкала. Там бы в уединении и поживали.

— Я не люблю холодные зимы. Я люблю солнце. К тому же здесь меня труднее…

Он осёкся, а в тёмных глазах Шпагина промелькнула насмешка.

«Трудно» — ещё не означает «нельзя», — говорил его взгляд. — Я ведь нашёл».

— Давайте вернёмся к моему делу, — предложил гость. — Вы мне поможете?

— В чём? — Ян поморщился. — Вам так уж надоел этот мир?

Георгий внезапно закашлялся, прикрыв ладонью рот. Кашель был сухой, как при начинающемся бронхите.

— Кхе! Кха! Тьфу!.. Этот мир меня устраивает. Но ему конец. А я не хочу кончаться вместе с ним.

— Звучит неубедительно.

— Вы что же, в самом деле ничего не знаете?

Ян поскрёб густую щетину на подбородке и осторожно предположил:

— Т-грипп?

— Да вы не безнадёжны, — заметил гость с сарказмом, — всё же что-то попадает в вашу келью.

— Я в курсе, что из-за него было много шума где-то… э-э-э… с полгода назад.

— Шума? Занятно сказали… Вы верите в конец света?

— Абстрактно?

— Конкретно.

— Честно говоря, не очень. Но вам, само собой, известно когда он наступит?

— Скоро. По моим расчётам — ещё до Рождества.

Почему-то Ян вдруг поверил ему. Сразу и безоговорочно. И отчего-то не почувствовал ни ужаса, ни отчаяния. Наверное, ужасу и отчаянию такого масштаба было слишком тесно в душе одного человека.

— Я знаю время апокалипсиса с точностью до двух недель, — будничным тоном заявил гость. — При нынешних темпах распространения пандемия полностью охватит наш шарик примерно за пять месяцев. Мегаполисы вымрут чуть раньше, отдалённые посёлки — чуть позже. Теоретически могут уцелеть какие-нибудь маленькие закрытые сообщества где-нибудь в Африке или на Амазонке, но даже это — без гарантий. В любом случае, никакие бушмены не добавят шансов на выживание той цивилизации, которую мы знаем.

— Вы математик?

— Аналитик, — Шпагин произнёс это с таким видом, словно ожидал, что собеседник немедленно придёт от услышанного в благоговейный восторг. И, похоже, равнодушие Яна его искренне разочаровало.

— Если бы вы слушали ваше радио почаще…

Гость замолчал, нахмурился, потом неприятно усмехнулся.

— Впрочем, сейчас меня поминают редко. В эфире больше о Мосберге болтают. До-окторе Мо-осберге из Массачу-усетского университета! Они там в «Чистилище» всё ещё пытаются что-то считать, всё ещё прикидывают возможности уцелеть. Ха! Так и будут сидеть перед мониторами, пока вирус не доберётся до их зудящих от цифр мозгов… Так вы мне поможете или нет?

— Есть кое-что, что вы должны знать, — медленно, но очень чётко произнёс Ян. Математик тут же напрягся, вперился взглядом в собеседника.

— Что?

— Да, я могу открыть для вас дверь . Но это не проход в буквальном смысле, не какой-нибудь портал из мистических романов. Дверь невидима глазу, нематериальна. И материя через неё не проходит.

Несколько секунд возле палатки царило молчание.

— Не понимаю, — заговорил, наконец, Шпагин. — Вы говорите, что эту вашу дверь можно открыть?

— Можно.

— И я могу через неё уйти?

— Можете.

— Тогда какого лешего…

— Вы — можете, — с нажимом произнёс Ян. — Вы, но не ваше тело. Личность, если угодно — ваш дух.

На сей раз математик молчал много дольше. Сидел, сцепив пальцы в «замок», играл желваками. Потом спросил с едва сдерживаемой злостью: