— Друг мой по несчастью, а что случилось в Зимбабве и в Уругвае? Как вас туда занесло? — спросил я. — Неужели вы трахали там беззащитных и беспомощных неполовозрелых аборигенок во всех мыслимых и немыслимых позах, а потом беспощадно и с жадностью, хищно чавкая, съедали их живьём?
— Уважаемый Альтер, — печально произнёс мой товарищ. — Всё было намного хуже и серьёзнее. Для вас!
— Ну, ничего себе! А что же может быть хуже и серьёзнее того, что я имел в виду!? — изумился я. — И причём тут я? Вроде бы в этих странах я ни разу не бывал? Ничего не пойму!
— Дело в том, что…
— Ну, ну!
— Я был там с…
— Ну, с кем ты был?
— Позвольте процитировать Вам одно изречение Хафиза-Шемс-Эддин-Могаммеда.
— Кто это такой? Причём тут этот турок в нашей крайне печальной, скорбной и непонятной истории?
— Он не был турком! — возмутился Риг. — Он был великим персидским поэтом! Персы и турки, — это совершенно разные народы!
— Человек не может быть разным, если он человек! — в свою очередь возмутился я. — А, вообще, какая, собственно, разница… Турки, персы, славяне, французы и японцы… Все мы дети любви.
— Не всегда!
— Что?
— А изнасилованные и проданные в рабство женщины!?
— Да, ты прав… — печально вздохнул я.
— Так вот, — разница есть во всём!
— Ладно… Ну, и что же такое интересное он изрёк, этот турок? — ухмыльнулся я.
— Он не был турком! Сколько можно повторять!?
— Хорошо, хорошо… Так что же изрёк этот турок?
— Вы невыносимы!
— А, всё-таки?
— Так вот… Сотни лет назад он произнёс одну фразу, которая мудра и бессмертна. «Чтобы обрести покой в обоих мирах, соблюдай два правила: с друзьями будь великодушным, с врагами — сдержанным!».
— В обоих мирах?
— Да, именно, — задумчиво улыбнулся Риг. — Представляете, какое необыкновенное чувство предвидения было у этого великого человека?!
— Согласен… Поразительно!
— Кстати, он наизусть знал Коран и цитировал его по приглашениям вслух! Вы помните хоть одно классическое стихотворение, целиком отложившееся в Вашем мозгу и запомненное?! Отвечайте честно!
— Нет!
— То-то и оно!
— Ах, ты, однако, молодец! Герой! Нашёл способ унизить Бойца Первой Ступени! — усмехнулся я. — Ну, а какое отношение имеет поучение этого Фафиза по поводу великодушия ко мне?
— Его звали Хафиз!
— Чёрт с ним! Какое отношение он имеет ко мне!?
— Самое прямое. Я считаю тебя своим другом, Альтер.
— Я тоже самое могу сказать в отношении тебя.
— Я хочу быть с тобою великодушным, но до конца не осознал, стоит ли это делать, — грустно произнёс Воин. — Поэтому, давай пока помолчим, отдохнём, ни о чём не думая.
— Ну, давай, — я лёг на песок, ясно и легко посмотрел в невыносимо высокое и синее небо и слегка задремал.
Риг последовал моему примеру.
— Где же мы всё-таки находимся? — через некоторое время тревожно и обеспокоено произнёс я.
— Ну, если мы действительно пребываем в Полинезии, то, насколько мне не изменяет память, в настоящее время мы лежим на пляже одного из островов Океании, в центре Тихого Океана. Примерно так.
— Ничего себе!
— А ты как хотел?!
— Я никак не хотел!
— Я тоже!
— Слушай, а как же нам отсюда выбраться?
— А зачем?
— Ну, у меня лаборатория и кафедра. Монография всё-таки не дописана. Труд почти всей жизни. Кот и аквариумные рыбки, однако. Будут скучать и хотеть жрать. Не помню, выключил ли я утюг.
— Всё суета и тлен…
— Это понятно, — я сел и стал обозревать окрестности в поиске банановых или кокосовых пальм.
— Ты знаешь, наш разговор всё-таки должен быть доведён до логического конца, — задумчиво произнёс Риг. — Будет очень неприятно мне, когда ты узнаешь всю правду из уст других людей.
— Ты о чём?
— Я как-то прочитал одно поразительное выражение, которое запомнил на всю жизнь.
— И какое же?
— «Женская ненависть, собственно, та же любовь, только переменившая направление».
— Боже, как, однако, точно и хорошо сказано! Гениально! — поразился и рассмеялся я. — Снова твой Хафиз?
— Генрих Гейне. И ещё есть у него одна умная фраза.
— Ну, ну! Загружай меня сегодня по полной программе!
— «Где кончается женщина, там начинается дурной мужчина», — Риг печально посмотрел сначала на меня, а потом на бескрайний, невыносимо синий и тяжёлый океан.
— Неплохо, — задумался я. — А к чему ты это всё ведёшь?
— К чему, к чему… К тому!
— Ничего мне не понятно, плохо соображаю. Всё какие-то намёки и загадки, — поморщился я. — Слушай, а как мы будем отсюда выбираться? Всё-таки я не уверен насчёт утюга.
Читать дальше