Джоан Виндж - Псион

Наконец все закончилось. Меня расковали и оттащили в сторону. Я слышал голос, умоляющий палачей остановиться: этот голос не мог принадлежать мне. Мои ноги обмякли и отказались служить.

Меня унесли. Я чувствовал тупую тошноту и страх, когда меня проносили вдоль ряда синих лиц. Однако все это было далеко, как звезды в зеркале. Затем я почувствовал, как мое лицо уткнулось во что-то гладкое — я лежал на животе на кровати. Ноги приковали к ее краю. И оставили одного в маленькой пустой комнате. Какая-то часть меня еще не осознавала, что происходит, и издавала захлебывающиеся всхлипывающие звуки где-то в глубине горла…

Я долго лежал, придавленный болью, и слышал только свой изувеченный голос.

Наконец и эти звуки ушли. Краем сознания я понимал, где нахожусь — в лазарете, в палате для каторжников. Меня радовало, что никого рядом нет, поскольку я ненавидел всех в этой проклятой вселенной.

Прошло много времени, прежде чем кто-то нарушил мое одиночество. Глухие звуки шагов пересекли палату и оборвались.

— Господи, — пробормотал голос.

Чья-то рука прикоснулась к моему плечу; я выругался и отодвинулся в слабой надежде, что меня оставят в покое.

Голос произнес:

— Мне очень жаль, что так получилось, сынок. — Это был Джоральмен. Я хотел ответить: «Мне тоже», — но не смог. Он подождал минуту и продолжал:

— Меня вызвал Кильхода. Удачно же ты выбрал время! Почему ты сдался, когда меня не было здесь? Какого черта ты стал раздражать директоров своим горячечным бредом? Зачем понадобилось выдумывать всю эту чушь? — Он не сомневался, что это именно так.

Я с трудом повернул голову и произнес лишь одно слово:

— Да!

— Подожди, у меня есть обезболивающее. — Он стал на колени и отодвинул края моей рваной рубахи как мог осторожно, но мне показалось, будто вместе с ней содралась половина спины. Я заскулил и выругался. Сквозь красное пламя в голове я увидел, как у Джоральмена все внутри перевернулось от того, что ему открылось. — Господи, я никогда не научусь делать это как врач. — Его голос выдавал отвращение и тошноту.

Я выключил из сознания образ того, что он видел. Струя с шипением коснулась спины, мгновенно заморозив ее. Холод сразу ушел, но пламя погасло…

Мир стал возвращаться, прорвав кольцо страдания. Я посмотрел на Джоральмена и выдавил из себя:

— Спасибо.

Мой голос прозвучал, как ржавый скрип.

— Не стоит. — Он смотрел в сторону. — Слушай, та история, которую с твоих слов мне передал Кильхода, звучит как параноидальный бред даже для меня. Как ты осмелился говорить все это директорам?

Я моргнул.

— Да так… Показалось неплохой идеей… Кильхода… просил их подождать вас и пытался уберечь меня от экзекуции.

Я не смотрел на него, но почувствовал его усмешку.

— Кильхода — мой друг, он мне кое-чем обязан. И ему прекрасно известно, чем я обязан тебе. Кроме того, не все здесь согласны с тем, что избиение — ответ на все вопросы. А ты думал, что он будет вечно тебя ненавидеть за трюк со снегоходом? Ему это даже начинает казаться забавным. Но то, что он услышал от тебя сегодня, навело его на мысль, что ты патологический лгун. — Я застонал. — Может, мне неправильно передали… Расскажи мне все по порядку.

Он присел на кровать. Я лежал с закрытыми глазами.

— Это все, что мне нужно… Ты должен верить мне, Джоральмен, ты знаешь, что произошло со снегоходом! Ты сам сказал, что это не несчастный случай. Ты разве не рассказал им? Такое впечатление, что они ничего не знали.

— Я рассказал им то, что помнил… — Он остановился. — После того как это произошло, я как будто вспоминал сон — что-то было ясно, что-то не совсем. Полностью я так и не смог восстановить картину. Иногда приходят в голову новые подробности. — Судя по его голосу, он с трудом верил, что это вообще было. — Но одно дело — привидения, другое — мифический террорист, пытающийся захватить шахты…

— Разве ты не помнишь, что было со снегоходом?

— Да, конечно помню. По крайней мере, я подал рапорт о случившемся. — Он вздохнул. — Они сказали, что это сбой в работе электроники — в течение нескольких месяцев у нас нет приличного механика. — Он думал о том, что никому в голову не пришло докапываться до подробностей. И что никто не поверит, будто разработкам телхассия угрожает опасность или что туда вообще можно проникнуть.

— Если они даже тебе не верят… — Мой голос вновь ослабел. — Что толку рассказывать, если ни одна собака тебе не верит! Да зачем мне вообще это надо? Пошли вы все, грязные ублюдки! Вы заслуживаете того, что получите, и будь я проклят, если должен страдать из-за вас. Джули — ненормальная… Иначе она не влюбилась бы в этого урода Зибелинга. Почему… — Я стал впадать в забытье.