Генри Каттнер - Ярость (Сборник)

— Я сама! — вновь вскричала она. — Пусть он сполна заплатит мне по счетам!

Я был абсолютно беспомощен. Рука девушки дрожала от обуревавших ее чувств, но я знал, что даже на таком расстоянии она не промахнется.

Много дум передумал я в эту минуту — и как Ганелон, и как Эдвард Бонд.

Раздался свист, сильный свист, похожий на вой ветра. Деревья склонили кроны, ветви ринулись вперед с громким шипением, извиваясь и треща. Эрту выкрикнул что-то невнятное. Но мне показалось, что девушка, обуреваемая жаждой мести, ничего не видела и не слышала.

Вряд ли она поняла, что произошло. В момент выстрела корявый сук наклонившегося дерева ударил ее по руке. Раскаленная молния расплавила торф у моих колен. Я почувствовал запах горелой травы.

Она успела вскрикнуть только раз. Для могучих ветвей, которые обхватили ее со всех сторон, человеческая спина была не более, чем сухой спичкой. Я отчетливо услышал хруст и понял, что мне не впервой слышать его в этом саду.

На мгновение Эрту застыл на месте. Затем он резко повернулся ко мне, и я не сомневался, что на этот раз он не станет колебаться, прежде чем нажать на курок.

Но время лесных жителей истекло.

Он еще не успел поднять оружие, когда за моей спиной раздался смех — иронический, изумленный. Я увидел, как лицо Эрту исказилось страхом и ненавистью. Он быстро прицелился в того, кто стоял позади меня, но не успел выстрелить. Белая молния вылетела из-за моего плеча и ударила его прямо в сердце.

Он упал, как подкошенный. Губы его были искривлены в недоброй усмешке, остекленевшие глаза невидящим взором глядели в небо.

Я медленно поднялся на ноги, обернулся. Передо мной стояла улыбающаяся Медея, изящная и прекрасная, в длинном, туго обтягивающем ее алом платье. В руке она держала небольшую черную трубку. Пурпурные глаза Медеи лукаво блестели.

— Ганелон, — прошептала она бесконечно нежным голосом. — Ганелон… — И все еще не отрывая от меня взгляда, она хлопнула в ладоши.

В ту же секунду в саду появились безмолвные стражники. Они подняли безжизненное тело Эрту и бесшумно удалились. Деревья зашевелились, зашелестели, постепенно успокоились.

— Ты вспомнил, — сказала Медея. — Ты снова с нами, Ганелон. Скажи, а меня ты тоже вспомнил?

Медея, колхидская ведьма! Черные, как вороново крыло, волосы, изумительной белизны кожа… она стояла в сверкающем алом платье, улыбаясь, и ее неописуемая красота будила во мне давно забытые ощущенья, будоражила кровь. Ни один человек, знавший Медею, не мог ее забыть… до скончания века.

Но….. откуда во мне такая нерешительность? Ну конечно же! Ганелон относился к Медее недоверчиво, с настороженностью. Ганелон? Значит, я вновь стал Ганелоном? Сейчас я уже не был в этом уверен.

Воспоминания нахлынули на меня. Сила, заставившая меня на короткое время стать Ганелоном, покинула мои тело и мозг. Я словно принял холодный душ. Эдвард Бонд стоял перед прекрасной улыбающейся ведьмой и с ужасом и отвращением вспоминал все, что с ним произошло.

Я резко отвернулся, чтобы Медея не догадалась по выражению моего лица, о чем я думаю. Меня мутило при мысли о том, что я сделал; становилось страшно от того, что во мне живут два человека, один из которых в любую минуту может оказаться во власти чужой злой воли.

В том, что я — Ганелон, я больше не сомневался. Эдвард Бонд отправился на Землю, но воспоминания его жгли мой мозг. В нас жила одна душа — за теми редкими исключениями, когда моя — моя ли? — память брала верх.

Я ненавидел Ганелона, презирал все то, что он собой олицетворял. Воспоминания Эдварда Бонда оказались сильнее. Я бил Эдвардом Бондом! И никем другим!

Заботливый нежный голос Медеи прервал мои размышления.

— Ты вспомнил меня, милорд Ганелон? — переспросила она.

Я повернулся к ней, понимая, что лицо мое выглядит смущенным от обуревавших меня чувств.

— Меня зовут Эдвард Бонд, — упрямо сказал я.

Она вздохнула.

— Ты еще вернешься. Обязательно вернешься. Когда ты очутишься в знакомой обстановке, начнешь жить в Мире Тьмы, двери твоего рассудка окончательно распахнутся. Кстати, сегодня ночью — Шабаш. — Коралловые губы изогнулись в гордой усмешке, и мне стало страшно. — Я долго искала тебя, Ганелон, и за все то время, что я провела на Земле, в Мире Тьмы ни разу не устраивали Шабаша Тот, кто дремлет в Кэр Ллуре, пробуждается. Он голоден, он требует жертвоприношения. — Пурпурные глаза прищурились, пронзили меня взглядом. — Ты помнишь Кэр Ллур, Ганелон?