Георгий Вирен: Путь Единорога

Он снова обернулся, но не увидел друзей - вокруг стояли темные ели. Большие - до неба и маленькие - до облаков. Облака были рваные, в дырках, их низко нес неслышный ветер, они цеплялись за елки снова рвались и улетали маленькими клочьями.

Матюша пошел дальше, и отчего-то захотелось ему крикнуть - не позвать, а просто крикнуть погромче: "Эге-гей!" Но он не сумел: то ли голос исчез, то ли нельзя было в этом лесу кричать.

И ничего не случилось, ничто не изменилось, но вдруг замерло Матюшино сердце, и весь он наполнился предчувствием. И сразу раздались знакомые тяжелые шаги, сразу - близкие, и послышалось натужное гулкое дыхание огромного существа. Матюша застыл, а потом побежал, сорвался с места и побежал, задевая елки, укалываясь о ник, без страха наступая на бусинки брусники, побежал навстречу шагам. И сам собой, легко вырвался крик: "Я здесь!" "Матю-юша-аа!" - услышал он дальний, замирающий голос матери, но не остановился, не обернулся на него, а бежал все быстрей, оступаясь, падая, поднимаясь, уже задыхаясь, бежал... И только одного боялся: что снова незваные хранители бросят перед ним зеркальный ручей. И лишь на миг замедлил: понял, что за этими вот густыми, переплетенными ветвями откроется сейчас поляна - и там будет Он. Матюша набрал полную грудь воздуха и обеими руками изо всех сил раздвинул, как распахнул, ветви.

И увидел Единорога.

Тот стоял посреди полянки, заняв ее почти целиком, - неправдоподобно огромный, закрывающий небо и свет. Налитыми кровью большими глазами он смотрел на мальчика, победно выставив могучий рог.

Оба застыли, глядя друг на друга. Единорог медленно мигнул. И вдруг заговорил, и от его голоса задрожали деревья, трава, и как будто земля колыхнулась.

- Зачем ты искал меня?

- Я искал... я искал тебя, - ответил мальчик с испугом и восторгом, потому что ты - самый чудесный в нашей сказке. Ты - самый большой и сильный, и чудесный!

- Чего ты хочешь?

- Я... - смешался мальчик. - Я ничего не хочу. Я просто хотел тебя видеть.

Единорог осклабился и коротко хохотнул, тряся складками шкуры.

- А тебе сказали, что меня нельзя просто увидеть? Всех, кто видит меня, я или наказываю, или награждаю, сказали тебе?

- Да, я знаю, - собрав всю смелость, звонко ответил Матюша.

- И чего ты попросишь у меня?

- Мне ничего не надо, - тихо ответил он.

Единорог шумно вздохнул и прикрыл кровавые глаза.

- Кто научил тебя ничего не просить?

- Никто... Я сам.

- Мне нравятся мальчики, которые ничего не просят, - сказал Единорог и снова открыл глаза. Уперся взглядом в Матюшу, но не было в том взгляде ни доброты, ни симпатии. - Ты хочешь всего добиться сам?

- Я постараюсь, - робко ответил Матюша.

- Мне нравятся мальчики, которые хотят всего добиться сами, - снова осклабился Единорог. - Иногда из них выходят сильные мужчины. Очень храбрые мужчины. Очень уверенные в себе.

Единорог хрипло засмеялся, листва посыпалась наземь.

- И когда они бросают вызов мне, я не отказываю, я прихожу. Ведь они такие сильные и храбрые. Мне нравится делать из них пустое место, ничто.

Единорог наклонил голову, горой нависая над Матюшей.

- Иди, мальчик. Добейся в жизни всего, я не стану мешать. Но знай свое место и никогда, даже в мыслях, не зови звеня. Отныне ты только человек, и не тебе бороться со мной. Иди, сказка кончилась.

И тут перед глазами Матюши, как на экране Машины, Единорог беззвучно задрожал, черты его гигантского тела поплыли, смешались, исчезли, стало темно, в темноте замигали яркие точки, и вдруг разом все посветлело, очистилось, и уже не было ни леса, ни поляны, а на их месте возникло четко, ярко лицо сорокалетнего Матвея: поседевшая борода, запавшие черные глаза... "Мама! - жалобно закричал катюша. - Мамочка!" впервые запросил помощи, и немедленно вошла в него, заполнила слух и душу старенькая мамина колыбельная: "Баю-баюшки-баю, баю деточку мою... Баю-баю-баю-бай, поскорее засыпай..." И будто с огромной высоты стремглав упал он в мягкий ворох перин, подушек, одеял, и стало тепло, и в полусне-полуяви поплыл он по колыбельной реке, в колыбельное море, и казалось, что не было вовсе страшного Единорога, а впереди - все еще ждет, все еще манит баснословный край, исполненный сияния.

Карат залаял в голос, ожесточенно и зло. "Кого еще черт несет?" буркнул Матвей и пошел открывать. Карат бесился в сенях, прыгал, бил передними лапами в дверь. Матвей выглянул в окно: внизу, у крыльца, стояли трое мужчин - пожилой в лисьей шубе и с ним двое лет по сорок, высокий брюнет без шапки и толстячок с круглым лицом.