Эндрю Пайпер - Проклятые

Любое направление не казалось лучше другого, поскольку события последних секунд привлекли внимание толпы. Темные личности, слонявшиеся неподалеку, начали собираться вокруг валуна, на котором я имел неосторожность задремать, и их намерения ясно угадывались. Безразличие явно уступало у них место ничем не контролируемой ярости, и она хотела выплеснуться. На меня.

А потом раздался топот. Гнев вернул их конечностям способность быстро двигаться.

Мышцы моих ног никогда не соответствовали их длине. Результатом оказался замедленный старт. Но будь у меня пространство для маневра, не подгибайся у меня колени, я, пожалуй, перешел бы в галоп. Совсем как та зебра, что я видел вчера у турникетов.

Наверное, так я смотрел на тех, кто меня преследовал. Неловко, испуганно. Словно жертва, которая умоляет дать ей отсрочку хотя бы на секунду–другую.

Тихая погоня. Никто не ухает, не кричит «Держи его!», не командует. Просто топот ног по сухой земле. Стадо, несущееся между могильных плит. Или стая. Толпа.

Я выбрал неправильную дорогу к спасению.

Правда, эта мысль пришла слишком поздно, чтобы быть полезной. Если те, кто за мной гонится, привязаны к кладбищу Вудлон, если они не «скитальцы», то мне следовало бы попробовать вернуться на Вудворд–авеню, и, возможно, они не осмелились бы переступить границы своей территории. Но вместо этого я продолжал углубляться дальше на кладбищенские земли.

Хуже оказалось то, что я ко всему прочему еще и заблудился. Извилистые дорожки, на которых прежде парковались машины людей, приезжавших навестить могилы своих близких, тех самых, которые сейчас гнались за мной, так вот, эти дорожки все время водили меня по кругу. Всякий раз, когда я надеялся, что выберусь к главному входу, они заканчивались у того или иного могильного камня с надписью посередине:

ДОДЖ

ХАДСОН

КУЗИНА

За последним камнем я повернул по дорожке за угол и увидел человека, стоявшего на склоне у маленькой усыпальницы. Он не бросился за мной, а, наоборот, поднял руку и махнул мне. Подзывая к себе.

Я направился к нему.

Пригнул голову пониже, чтобы мои преследователи не заметили, куда я направился. Затем торопливо вошел внутрь крипты, опустился вниз, в углубление. И прислонился к холодной каменной стене, в то время как незнакомец поднял с пола деревянный щит и закрыл им вход, как дверью.

Несколько мутных полосок света проникали между дощечек, однако сейчас, днем, в крипте царила такая же темнота, как и в церкви, где я скрывался ночью. Человек стоял рядом, но я не видел его. Не слышал. Только топот ног мертвецов снаружи. Вот их шаги удаляются, они пробежали мимо. Приближаются другие.

Ушли и эти. Теперь остался только один. Здесь, во тьме.

А потом раздался его голос:

— Мне следовало бы знать, что мы еще увидимся. Все, кто ее ищет, плохо кончают, правда?

Человек вышел из темноты, и я узнал его. Сейчас он казался моложе, чем тогда, когда мы встретились в его доме на Арндт–стрит. Теперь он выглядел так, как в те времена, когда работал в нашей школе… когда его звали Дин.

— Вы знаете, где она?

Малво пожевал губами, словно пробуя этот вопрос на вкус.

— Ты все еще ищешь ее?

— Вы ее видели?

— Подожди. — Он поднял руку, останавливая меня. — Ты пришел сюда, чтобы ее найти! Понимаешь? Я пытаюсь сказать тебе. Именно это твоя сучка–сестра может заставить человека делать. Искать ее.

— Я это делаю не для нее.

— Серьезно? Если бы деньги здесь что–то значили, я бы поспорил на все, что у меня есть, что ты ошибаешься.

Дин Малво прошелся в темноте по усыпальнице, и было слышно, как он ударяет кулаком по каменной стене.

— Почему вы мне помогли? — спросил я, надеясь, что, отвечая, он перестанет шуметь. Но он не перестал. Однако ответил:

— Знакомое лицо увидел. Плюс я знаю, каково это. Я ведь здесь тоже новенький.

— Они преследуют вас?

— Не так энергично, как вначале. — Он изобразил на лице глубокую задумчивость. — Смерть предсказуема. Когда ты мертв , случившегося не существует.

— Почему они нас ненавидят?

— Ну, это как тюрьма. К новичкам относятся хуже всего, потому что они… пахнут не так. Запах оттуда, понимаешь? Как будто ты им натер лицо какой–то фигней. Единственное, что несколько утешает, когда оказываешься здесь, это воспоминания о жизни. А когда начинаешь встраиваться в это существование, мордобитие помогает забыться.

Малво говорил дружелюбно. Но то, как он расхаживал по усыпальнице, как он остановился прямо передо мной, выдавало несколько иные чувства.