Джон Бойд - Опылители Эдема

В намерение Фреды не входило проведение сравнительного исследования способностей греков и итальянцев, но она допускала, что лавры первенства принадлежат итальянцам во всем, что касается предварительных заказов в итальянских ресторанах. Фаланга центурионов проводила их к столику у окна, невообразимо елейный метрдотель усадил отдохнуть и полюбоваться видом огней Фресно, мерцающих пятьюдесятью этажами ниже и тянущихся к югу до самых высоких башен Бейкерсфильда, огни которого виднелись на горизонте. Но даже от такого зрелища ее внимание отвлек официант, разливавший вино; скорее всего, он учился своему делу, дирижируя Миланским симфоническим оркестром. Когда Фреда обмолвилась о духе товарищества его соотечественников, Хал охладил ее восхищение:

— Любой швед мог бы сделать это не хуже меня. Вам нравится вино?

— Необыкновенно. Как выглядел Пол, когда вы оставили его?

— Он был похож на голого южноамериканского индейца в вихрях ветра, поднятого вертолетом. Мне не удалось поработать с Полом на Тропике, потому что после того, как я помог ему поставить лагерь, Гектор дал мне назначение ка континент. Потом я навещал его всего дважды, первый раз, чтобы взять образцы почвы, а второй, чтобы захватить вам посылку. Эта почва, кстати сказать, напичкана редкоземельными элементами. Некоторые растения какое-то время после захода солнца пышут жаром, и во время второго визита я позволил себе заметить, что если растения способны испускать свет, то они могут и принимать его. Лично я знаю клены с психической приманкой, но Пол набросился на мою идею о приеме света. К тому времени он уже закусил удила опыления; он полагает, что цветки орхидей могут быть зрительной приманкой для других орхидей.

— Но это не объясняет назначение аромата, — сказала Фреда.

— Его нет. Всего лишь мускусный запах… Еще вина?

— Да, пожалуйста.

Пока Хал наливал, она вспоминала строки из письма Пола: «„орхидеи-женщины выделяют такое чарующее благоухание, что если бы я мог упаковать его во флаконы и отправить домой, то от земной экологии ничего не осталось бы за какие-нибудь девять месяцев“. Если Хал говорит правду, а у него нет причин лгать, его замечание означает, что он не видел женских орхидей. Как бы невзначай, она спросила:

— Где вы разговаривали с Полом, когда прилетали?

— Обычно около вертолета. Мы садились на коралловую площадку у кромки откоса.

— Вы хоть раз заходили с Полом в глубь заросли?

— Никогда. Если быть точным, однажды я высказал предположение, что у него в заросли самогонный аппарат. Он сказал, что там нет ничего интересного: увидишь одну орхидею и считай, что видел их все. А еще ему нравился вид с откоса, и это впечатляющее зрелище: тремястами метрами ниже края откоса и примерно в трех километрах на противоположном краю террасы поднимается другой откос, высотой около двухсот метров.

Хал сделал паузу — перед ними, как бы прилетев по воздуху, появились тарелки с министроне. Она стала есть суп и размышляла: если Хал каждый раз проводил с Полом какой-то час времени, он не мог оказать слишком сильное отрицательное влияние на своего педагога. Хал молитвенно склонился над супом, который действительно был восхитителен, но внезапно поднял голову:

— Почему вы спросили, брал ли Пол меня в заросли?

— О, мне просто все интересно. Вы начали что-то говорить о кленах.

— Ах да! — Он широко улыбнулся. — Вы знаете, у психологов есть какая-то теория о чем-то таком, что они называют состоянием нереагирования, находясь в котором парень как бы изгоняет из себя всякую робость. Они говорят, что такой парень, как я, хорошо разбирающийся в женщинах…

— Как мастер карате, выходящий на ковер, — перебила она, отчасти как Фреда, из чистого ехидства, а отчасти как доктор Карон, чтобы обратить внимание на непоследовательность мышления.

— Туше, — он почти ликовал, размахивая ложкой, зажатой в кулаке, и импульсивно тянулся свободной левой рукой, чтобы взять Фреду за руку. — Шутки в сторону, здесь вас двое — Фреда, пылкая и остроумная, и доктор Карон, не терпящая возражений поборница теории морального совершенствования. Никогда не оставляйте доктора Карон, Фреда, потому что она доставит вас на те вершины, где делается политика, а без ее совета в коридорах власти не обойтись; но и никогда не забывайте Фреду, доктор Карон, потому что с ней гораздо веселее.

Он убрал руку. Такая милая, такая импульсивная речь, подумала она, и он наверняка искренен. Но она благоразумно не поддалась его обаянию: чем привлекательнее Хал, тем опаснее Полино.