Ника Батхен: Скрипичный ключ

Когда последняя ракушка была высосана дочиста, Алабаш тотчас зарылся в сено и уснул. А Митяй все ворочался с боку на бок, то кутался в клифт, то скидывал с себя тряпки – сараюшка казалась ему вонючей, сено грубым. И скрипка звала – словно слышалось, как вливается ее голос в шорохи ночи. Устав, наконец, от бессмысленной маеты, Митяй взял футляр и вышел во двор. Тучи ползли над горами, светил маяк, где-то в низенькой башне бродил взад-вперед смотритель.

Осторожно раскрыв футляр, Митяй приложил инструмент к плечу. Он не знал, что играть. И скрипка решила за него. Звуки полились серебром, то мчась вслед за ветром, то вторя цикадам – скрипачу ли не узнать скрипача. Время смывают волны, берег встречает воду, люди разрушат берег, время сметет людей. Пальцы колдовали над струнами, мальчик слушал, не веря – это играет он.

– Браво! Браво, молодой человек! Для ваших лет вы прекрасно импровизируете. Только темп плоховато держите. Позвольте я покажу.

Безразличное лицо смотрителя маяка преобразилось, худые руки, протянутые к скрипке, дрожали. Взбешенный тем, что его прервали, Митяй сглотнул бранное слово – что теперь, всякий будет лапать инструмент? Но жалость возобладала – смотритель смотрел на скрипку, как он сам порой пялился в витрину колбасной лавочки.

– Нате, – пробурчал мальчик.

Достав из кармана платок, смотритель привычным жестом расправил лоскут под подбородком, приладил скрипку, взмахнул смычком – и неумелая мелодия Митяя распахнула чаячьи крылья, заполнила двор, отразилась от пыльных стекол. Колесо времен закрутилось, разбрызгивая года – что ему революция, что война и потери – лишь бы море плескалось о вечный берег, лишь бы звезды зажигались над головой. Митяй слушал – он понимал музыканта, и только это понимание останавливало от бешеного желания отобрать инструмент, спасти от чужих рук.

Завершив пьесу, смотритель не стал возвращать скрипку – подслеповато щурясь, он долго разглядывал деку.

– Пойдемте-ка в дом, молодой человек, откушаем с вами чаю.

Пить Митяю не хотелось, ему нужна была только скрипка. Как некстати Алабаш спит – еще тюкнет его по голове этот очкастый да ограбит как есть! Но смотритель вражды не проявил. Он действительно поставил перед мальчишкой хрустальную вазу с какими-то давно засохшими сластями, налил очень крепкого чаю, зажег две лампы, достал лупу и стал разглядывать инструмент заново. Завязнув зубами в каменной пастиле, мальчик смотрел, как подрагивают острые ноздри смотрителя, шевелятся тонкие губы.

– Батюшки! Вот так встреча!

Чужие жадные пальцы снова прошлись по скрипке, ощупали ее, как живую, осторожно приподняли, взвешивая.

– Отдайте! – не выдержал Митяй.

– Погодите-ка, молодой человек! – Глаза смотрителя заблестели, словно тот успел выпить водки. – Расскажите-ка лучше мне по-хорошему, из какой дворянской усадьбы вам удалось стащить раритет? Расскажите правду – я не пойду в ЧК.

– Я не вор, – обозлился Митяй. – Скрипку мне подарили.

– Ах, подарили, – обидно фыркнул смотритель. – Вы еще скажите мне, будто вы выживший цесаревич, вечная ему память. Такие скрипки дарят царским детям, а не оборвышам.

Запинаясь от неловкости, Митяй в двух словах рассказал историю с незнакомцем. Смотритель со вздохом протянул ему инструмент.

– Похоже, вы человек необычной судьбы. Не знаю, кто сделал вам подарок, но надеюсь, он сделал это не зря. У вас очевидный талант, молодой человек. Главное, занимайтесь побольше. И по возможности найдите себе приличное место – на улице скрипка скоро погибнет, ей нужны сухость, тепло, покой. К сожалению, не могу предложить вам мой скромный дом – поверьте, в любом подвале вам будет лучше, чем у… – Смотритель замялся, затем продолжил: – Я покажу упражнения.

Из пыльного шкафа на свет появилась другая скрипка – большая, гладкая, гулкая. Смотритель, прикрыв глаза, сыграл небольшую пьеску, затем подозвал Митяя и начал «ставить руки», больно давя на костяшки пальцев, растягивая сухожилия. О децимах, квинтах и терциях он рассказал вскользь, ощущение музыки было важнее. До рассвета продолжался урок. Затем смотритель порылся в комоде и достал оттуда черный костюм на мальчика – прямые брюки, короткий пиджачок, белую сорочку, завернутые в газету блестящие штиблеты:

– Возьмите, это вещи моего сына. Переоденьтесь и уходите вместе с вашим товарищем. И не возвращайтесь сюда, слышите! Я нынче не самое почтенное знакомство.

Сонный Алабаш сперва не узнал дружка в гарном паныче, забормотал что-то жалостное, потом озлился. Митяй поднял его за шиворот.