Виталий Владимиров: Свое время

Анюта словно прочитала мои мысли. Усмехнулась криво:

- Как сладкого хочется, - зажмурилась она.

И потянулась. Руки за голову. Смачно, с хрустом косточек.

Грудь высоко поднялась. Конечно, отстоит ее директор.

На столе звякнул внутренний телефон. Анюта сняла трубку.

- Слушаю, Степан Тимофеевич, - послушно-ласково пропела она. - Хорошо...

- Тебя... Зовут, - кивнула она головой на дверь кабинета.

- Ни пуха...

- К черту.

Я вошел в кабинет. Никто не смотрел на меня. Сел на свое место.

- И последнее заявление от Паниной Анны Павловны, - ровным голосом зачитала Зверева. - Незамужняя. От родителей ушла, снимает комнату.

На какие шиши, подумал я, на директорские?

- А что у родителей? - спросил кто-то.

- Комната в коммунальной квартире, - ответила Зверева. - Еще две семьи. Жалко девку. Пропадает. Предлагаю оставить ее в списке.

- Кого же тогда исключим? - озабоченно спросил Горобец и покосился на Гладилина. - Всем надо, все нуждаются, но решать-то вопрос все равно придется. И не кому-нибудь. Нам.

Опять нависло молчание. Заседание шло уже больше часа. В кабинете стало душно, жарко. Или мне так только казалось?

- Валерий, а как самочувствие твоей супруги? - спросил меня Гладилин.

Вот оно, растерянно подумал я.

Но ответил:

- Она сейчас в санатории, в Крыму. Поправляется.

- Живет она с матерью? - участливо осведомился Гладилин.

- Да, у них двухкомнатная квартира, - ответила за меня Зверева. Мать, брат и она.

- Когда она возвращается из санатория? - опять спросил меня Гладилин. - Это известно?

- Смотря как пойдет процесс выздоровления, - пожал плечами я. - Месяца через полтора, два...

- А если мы попросим вас подождать немного? - склонился в мою сторону Горобец. - Ведь пока ее все равно нет, она в санатории, дышит крымским горным воздухом, сейчас там весна, все в цвету, а когда вернется, то мы наверняка сумеем положительно решить вопрос с вашей квартирой в Моссовете. Не так ли, Степан Тимофеевич?

Королев многозначительно кивнул седой гривой:

- Двух месяцев за глаза хватит. Это мне твердо обещали.

Сам председатель райисполкома.

- Есть еще один момент, Валерий Сергеевич, - мягко сказал Горобец. Мы, то есть администрация, общественность, помогали тебе оформить твой брак, добились, чтобы пошли нам навстречу, сделали для вас исключение так помогите и вы нам, пожалуйста. Всем миром просим.

- У него же жена после тяжелой операции, - сказал хмуро Фурман.

Хороший мужик этот Фурман - я, наконец, смог оторвать глаза от своих сжатых в кулаки рук.

- Мы все понимаем, - возразил Горобец. - Но за это время ситуация изменилась. Если до операции у нее была открытая форма туберкулеза, что являлось бесспорным основанием для срочного предоставления им отдельной жилой площади, то теперь, после операции, открытой формы у нее нет. Ты же сам мне об этом говорил, Валерий Сергеевич, не так ли?

- Мы оба состоим на учете, - охрипшим голосом сказал я.

- Тем более нам будет легче поторопить Моссовет, - рассудил по своему Горобец.

- Давайте решать, - предложила Зверева. - Виктор Федорович, ставь на голосование.

- Хорошо, - согласился Горобец. - Кто за то, чтобы предоставить жилую площадь Истомину Валерию Сергеевичу не в эту очередь, а позже, прошу поднять руки... Так... Шесть... Кто против?.. Трое... Воздержались?.. Тоже трое. Предложение проходит большинством голосов. Повестка дня исчерпана. Есть какие-нибудь объявления?

- У меня предложение, Степан Тимофеевич, - подняла руку Зверева. Давайте все-таки попытаемся вместе отстоять всех пятерых. Напишем ходатайство в Моссовет. Может учтут?

- Это можно, - согласился директор.

- Сегодня же и сделаем, - сказал Горобец. - Все свободны, товарищи.

Мы вышли через приемную в коридор. Все с деловым, озабоченным видом разошлись, и вокруг меня образовалась пустота. Я остановился и долго читал пожелтевшую инструкцию по противопожарной безопасности.

Глава тридцать седьмая

--===Свое время===-

Глава тридцать седьмая

Я не заметил, как доехал до платформы Яуза. Шел знакомой, хоженой не один десяток раз аллеей к институту, в клинике которого еще совсем недавно, недели три назад, лежала Наташа. Нет, не лежала, ходила, уже не оглядываясь, рядом ли стенка.

Деревья совсем сменили свой весенний вид на летний: густо зеленела листва, посвистывали, перекликаясь, прилетевшие с теплого Юга, может из Крыма, из Наташкиных краев, птицы, корни деревьев - вот она сила жизни! - вспучили корку асфальта и сквозь трещины лезла трава, тянулись пики нераспустившихся одуванчиков, кустился конский щавель.