Андрей Васильев - Файролл. Разные стороны

– Она меня воблой назвала – Шелестова даже не покраснела – И сказала, что с такими, эммм… достоинствами, на меня даже солдат – срочник не посмотрит.

Я только вздохнул – а что тут скажешь? Банальность, вроде «Она тебе завидует?». Так эта хитрюга только того и ждет. Тем более, что это еще и правда.

– Не рановато? – я показал на пакеты, которые все еще держал Жилин.

– Утром рано, а вечером может быть поздно – Шелестова залезла в карман и достала оттуда леденец на палочке – Я и про вас не забыла! Вот, специально купила.

Ну что мне с ней делать, а? Убивать нельзя, закон запрещает, уволить не за что, жить с ней тоже не получится – Вика не поймет, а других методов усмирения этой сатаны в юбке я не знаю.

– Отдай вон, Соловьевой – хмыкнув, сказал я Шелестовой – Она молодая, ей глюкоза нужна.

– Держи, Мэри, леденец с барского стола – Елена поставила пакеты на пол и протянула прыщавой коллеге сладость – И вкусно, и тренировка. Ну, хоть такая…

– Разошлась что – то ты сегодня – сказал я негромко – Угомонись. Скажем так – норму ты выбрала, дальше перебор уже пойдет. Я понятно сказал?

– Все поняла – Шелестова отобрала леденец у онемевшей Соловьевой, пошуршала в пакете, и сунула ей в ту же руку банан – Так лучше?

– Питательней – веско ответил ей я и ушел в свой кабинет, напоследок мстительно сказав – Если от кого – то учую запашок – пеняйте на себя. И помните – биржи труда закрыты до середины января.

Будем считать, что Шелестова промолчала. Ну да, промолчала, а «Бука» прозвучавшее мне в спину, было сказано вовсе не в мой адрес.

Вот же заразы! Могли бы и позвать, между прочим, я может и не пошел бы, но могли же… Или права Вика, между нами уже не трещина, а пропасть, под названием «штатное расписание»? А как же журналистское братство, пусть и иллюзорная, цеховая принадлежность? Она же есть? Или нет? Не позвали ведь, даже не обмолвились…

– Что, поедом себя ешь, толерантный мой? – в кабинет вошла Вика – Расшугал народ за то, что не сказали о пьянке?

– Ну а ты чего молчала? – полюбопытствовал я.

– Так я и не собиралась на нее идти – равнодушно ответила мне Вика – Я для них чужая, сразу такой была и такой и дальше буду. Я сплю с начальником, благодаря этому стала его замом, я их всех тыкаю носом в ошибки, я для них в целом воплощение Мирового Зала. И это если еще не упоминать о нашей взаимной нелюбви с Шелестовой. Меня поддерживают только дурочка Соловьева и Ксюша, и то последняя просто для вида, я же для нее благодетельница.

– И как тебе такое положение вещей? – неожиданно это все прозвучало, врать не стану.

– Мне все равно – Вика встала позади меня и обняла за шею – У меня есть ты, есть карьера, более чем успешная, я почти вскарабкалась на те вершины, о которых мечатала всего год назад, в общаге, в комнате, где слева от меня храпела пьяная Полянская, а справа под одеялом трахалась вечно неудовлетворенная Телегина. Ты всерьез думаешь, что мне принципиален вопрос – позовет меня на пьянку несколько людей из тех, кого я называю «расходный материал» или нет? Вот если бы мы с тобой не получили пригласительный билет на завтра, в «Радеон» – вот это было бы причиной для расстройства, а это… И ты не переживай.

– Так я и не переживаю – пробурчал я, понимая, что сейчас, меня похоже, пустили в святая святых души. Надо же, стало быть, совсем я для нее своим стал, дальше – трам – там – тарам, черная машина, белая фата…

– Врешь, я тебя изучила – моей щеки коснулась ее щека, я уловил горьковато – пряный запах ее духов – Ты все еще тот мальчик, который сидел за третьим столом у окна в компании с десятью людьми в этом же здании, только в другом крыле. Взрослей, милый, взрослей, пора. Ты уже получил чин, скоро станешь мужем, название есть, осталось только это понять вот здесь.

И ее пальчик пару раз стукнул меня по темечку. Ну, я же говорил, все к тому и идет.

– Ты готов, – практически шептала мне она на ухо – Просто перешагни через всю ту чепуху, которая сидит у тебя в голове. Что тебе та же пьянка? Опять повториться история полуторамесячной давности – они будут зажиматься, ты будешь глушить водку, пытаясь найти то, чего уже нет.

– Что «то»? – мне было как – то неуютно. Странное чувство.

– Себя старого – Вика переместилась на другое плечо, к другой щеке, ее руки змеями сдавили мою шею – Ты умер, и ты родился. Нет того Кифа, который лихо пил, пел и плясал, его нет для всех тех, кто вон за той дверью сидит, и за следующей тоже. Он ушел навсегда, теперь есть Харитон Юрьевич, с которым не стоит спорить и конфликтовать. Будь любезен, соответствуй своему имени.