Евгений Кудимов - Третья рукопись Иоанна

После короткой беседы с пленным офицером Белокопытов подошёл к начальнику разведбатальона:

– Товарищ майор, немец утверждает, что документ написан на древнееврейском языке и содержит в себе пояснения к одному из Евангелий, вероятнее всего, к Евангелию от Иоанна. Бумага древняя и представляет, по его словам, исторический и религиозно – культовый интерес. Рукопись попала к нему в руки во Франции. С тех пор он искал удобного случая, чтобы вручить её помощнику по вопросам религии рейхсфюрера Гиммлера или лично Гиммлеру. Однако их батальон был внезапно переброшен в Россию, и удобный случай не представился. Очень просит сохранить эти материалы и не уничтожать их.

– Вот оно что, – разочарованно буркнул Бобров. – Религиозный мусор, опиум для народа. Только этого нам не хватало. Надо сжечь их к чёртовой матери! Хотя… стоп, давай всё-таки проверим их. Вдруг немчура заливает. Слушай, Белокопытов, у вас во второй роте есть еврей, сержант Стельмах, зовут его Борис. Борух по-ихнему.

– Так точно, товарищ майор, есть такой.

– Позвать его сюда срочно.

– Есть, товарищ майор. А что прикажете с пленным делать?

– Расстрелять. Один чёрт, от него толку не добьёшься. А лишняя обуза нам перед боем не нужна.

Белокопытов, взяв конвоира, вышел из блиндажа вместе с фон Крюгером. Через две минуты раздалась сухая автоматная очередь.

Вскоре в блиндаже появился запыхавшийся сержант Стельмах, среднего роста, на вид 35—40 лет, с характерной семитской внешностью и большими, чуть выпуклыми печальными глазами.

– По вашему приказанию сержант Стельмах…

– Садись поближе, сержант, – нетерпеливо прервал его доклад Бобров. – Помоги нам быстренько разобраться с этими документами. Мы изъяли их у эсэсовского офицера, который утверждал, что они якобы написаны на еврейском языке. Ты, надеюсь, родной язык не забыл?

– Никак нет, товарищ майор. Разрешите взглянуть? – Стельмах протянул руку к свёртку.

– Да, конечно, смотри, сержант. А я пока свяжусь с генералом.

– Бобров отошёл к стоящему в углу телефонному аппарату.

Стельмах осторожно взял в руки первый лист рукописи и стал пытливо вглядываться в пожелтевшую от времени страницу, что-то шепча про себя, наморщив лоб и смешно шевеля оттопыренными толстыми губами.

Бобров, закончив доклад руководству о проделанной работе и получив дальнейшие указания, подошёл к столу и, потрепав Стельмаха по плечу, спросил:

– Ну что там у нас получается?

– Судя по всему, товарищ майор, это написанные на древнееврейском языке фрагменты земной жизни Христа и какие-то пояснения к ним. Вот например: «Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, а принимающий Меня принимает пославшего Меня…» Дальше: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня…» – не очень разборчиво… Иисус отвечал: «Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам…»

– Тфу ты, мать твою… – выругался Бобров. – Библейские сказки про Христа. И чего это так покойный фриц из-за них кипятился? Послушай, сержант, возьми бумаги с собой. На досуге почитаешь. Завтра в бой, бой тяжёлый. Наша задача – сломать фашистам их танковый хребет. Задача, прямо скажем, непростая. Но мы должны это сделать, браток…

Командир неожиданно подошёл к Стельмаху, обхватил его за плечи и встряхнул.

– Понимаешь, сержант? Должны! А эти религиозные листовки потом почитаешь. И если что-нибудь найдёшь интересное – доложишь. В противном случае ка ненужную на войне и потому вредную литературу уничтожишь. Всё понял?

– Так точно, товарищ майор. Разрешите идти?

– Ступай. И постарайся поспать хоть немного. Завтра будет трудный день.

Вернувшись в свою землянку, Стельмах доложил о возвращении командиру взвода лейтенанту Смирнову.

– Зачем вызывали-то? – поинтересовался взъерошенный со сна и немного опухший Смирнов.

– Комбат просил разобраться в церковных бумагах, написанных на древнееврейском языке. Их нашли у пленного немца. Его расстреляли час назад, а документы мне передали. Приказали прочитать и доложить.

– И что в них?

– Вроде записки о Христе, оставленные кем-то из Его учеников.

– А-а… – широко зевнул и потянулся Смирнов. – Я-то думал, что-нибудь серьёзное… Ты давай, Борис, разбирайся, а заодно и подежуришь в землянке. Часика через два меня растолкай.

Свет керосиновой лампы мерцал, создавая загадочные, колдовские отблески на неровных стенах и искажая фигуру сидящего за столом Стельмаха, медленно, по слогам читающего текст рукописи.