Олег Мухин - Человек 6. Невозвращенец

Однако на брошенную мной фразу о его жене он никак не отреагировал, даже бровью не повёл, чему, кстати, я очень про себя порадовался, а ответил мне всё в том же духе:

– Я настаиваю на продлении миссии.

Упёрся, как баран.

– Вам нет никакой нужды дальше оставаться на станции, – гнул свою линию я. – Вы благополучно отбыли запланированный срок непрерывного пребывания человека в невесомости. Научные эксперименты, не законченные вами, закончит новая экспедиция. Как единственный опытный специалист, вы отвечаете за жизни ваших коллег-женщин и их успешное приземление. Ваша миссия завершена. Чего непонятно?

Но он опять в ответ не издал ни звука и только мрачно позыркивал на меня исподлобья своими карими, слегка прищуренными глазами.

Я увеличил изображение, приблизил его лицо к себе. Подумал: «Да, постарел, ты, брат, за три-то года. Поседел, полысел, осунулся, вон какие морщины у тебя на лбу появились, прямо марсианские каналы, не меньше. Что же ты, дорогой, у меня выторговываешь? Чего урвать хочешь, шантажист хренов?»

И тут, как солнца луч из-за туч пробился, до меня дошло: «Вон оно, оказывается, в чём дело. Это полковничихи работа. Больше некому. Она натрепала. У них ведь с ним в последнее время вроде как романчик служебный наметился, ну она и проболталась. Ах, ты, девка продажная, стерва лупоглазая! А я-то думаю, что он несёт, темнила».

Прервав своё молчание, я пустил пробный шар в совершенно дружественном тоне:

– Если ты думаешь, Кирилл, что ты зря пребывал в космосе тысячу дней, поскольку тебя не возьмут в первую экспедицию на Марс, то ты глубоко ошибаешься. Окончательное решение насчёт тебя пока не принято. Если ты будешь вести себя адекватно и не выкидывать странные номера, то, вполне возможно…

Однако, не дослушав до конца, Кирилл перебил меня:

– Мне абсолютно всё равно, допустят меня к полёту на Марс или нет. Мне также абсолютно всё равно, разрешат мне остаться на орбите или не разрешат, так как с этой минуты я больше не подчиняюсь никаким командам. Салют, господа-начальники! Я больше вам не слуга.

И отключился.

Я посмотрел на погасший экран монитора, скорчил сверхудивлённую рожу и разразился длинным многоступенчатым ругательством.

Физиономия у министра была отёкшая, словно он только что вылез из центрифуги. Хотя, что такое центрифуга, и как она выглядит, думаю, он знал смутно. Министр восседал за советским, ещё той эпохи, столом, тяжёлым, массивным, основательным, изготовленным из морёного дуба. Стол был заставлен телефонами, пресс-папье, различными канцелярскими принадлежностями. Имелась также и хрустальная пепельница, доверху заполненная окурками от сигарет. За спиной министра висел большой портрет президента. Президент хитро улыбался и как бы говорил мне: «Раз ты Дятел, значит, должен стучать».

– Так ты полагаешь, что Аверин сошёл с ума? – спросил министр, внимательно посмотрев на меня сквозь толстые линзы очков. Уменьшенные глазки министра напоминали поросячьи.

– Полагаю, – ответил я слегка дрожащим от волнения голосом. – Видимо, сказалось длительное воздействие космоса. Тысяча сто восемнадцать суток на орбите – всё-таки немало.

Я сидел на шатком, неудобном, твёрдом, как камень, стуле напротив стола министра, а министр рассматривал меня, словно музейный экспонат, и задавал вопросы.

– С медиками советовался? Что говорят?

– Медиков не подключал из-за боязни утечки информации.

– Почему не пообещал ему генеральские погоны, дом на Рублёвке и пожизненную пенсию по возвращении?

– Думаю, он на это бы не повёлся.

– Чего собираешься делать дальше?

– Жду, когда он снова выйдет на связь, чтобы уговорить вернуться.

– Каким способом?

– Привезу в ЦУП его маму.

– А если он не выйдет на связь? Что тогда?

– Но ему же нужен кислород и пища.

– А если нет? Он ведь, как ты говоришь, сумасшедший.

Я промолчал.

Министр разглядывал меня, словно через лупу букашку. Я не знал, куда от него спрятаться. Хотелось забиться в какую-нибудь щель и там затаиться. Старческие пигментные пятна на лбу у министра своим расположением напоминали Соломоновы острова.

– А если он женщин убил? Ты понимаешь, чем всё это пахнет?

Я не проронил ни слова.

Он резко вскочил со своего насиженного места и принялся ходить по красной ковровой дорожке. Туда-сюда. Мимо картины Шишкина «Утро в сосновом бору» и «Девятого вала» Айвазовского. Не хватало только чего-нибудь на тему Ленина.