Этьен Экзольт - Богиня бессильных

Улыбаясь, доктор помог мне приподняться, схватив меня за предплечья руками в мерзко скрипящих черных перчатках, схожих в прикосновении с кожей земноводного.

– Не беспокойтесь. – губы его, искаженные волнующими темными пятнами, добродушно извергали безразличные слова. – Все уже закончилось. Все обошлось. Ничего страшного и не случилось. Всего лишь небольшой скачок давления. И не сердитесь на жену. Она хотела вам лучшего.

– Почему я не должен сердиться на тебя? – когда Ирина расплатилась с ними и они покинули квартиру, а сама она села на кровать в изножье, поправляя забавляющийся падением с плеч неоправданно широкий ворот джемпера, я позволил себе любопытство.

– В этом виновата я. Тот чай. Он должен был тебя возбудить. – опустив голову, она скрылась за своими ладонями, опасаясь моего гнева, но мне было только жаль ее. Левая рука моя не желала сгибаться от боли. Три попытки потребовало доктору, прежде чем он попал иглой в изворотливую вену и теперь под бледной кожей расползалось пока еще бесформенное, но обещающее стать многолапым чудовищем синеватое пятно.

Причиной неожиданного и странного равнодушия моего могло быть как растворившееся в моих венах, так и скорбная усталость, совмещающая в себя отчаяние от моих слабости и связанного с ней недуга, горечь от неспособности дать требуемое женщиной и полагающееся ей сообразно самой справедливости. Опираясь спиной на изголовье кровати, смягчая твердость ее перевернутой вертикально подушкой, я хотел только пить, о чем и попросил жену. Никаких напитков или соков, я хотел обычной кипяченой воды, словно желал в чистоте ее обрести избавление от неведомых или забытых проступков.

Стоило ей уйти, как слезы прорвались к моим глазам, но точно назвать причину их я не мог даже самому себе. В них не было сладкой жалости, не имелось и пряного страха перед будущим или страха никогда более не ублажить женщину. Не являлась источником их и боль, любые проявления которой затопила, подменяя собой темная, легкая, головокружительная, дурманящая слабость. Окружающее все меньше беспокоило меня, становясь неприятнее с каждым мгновением. Из отведенных мне двух месяцев первый близился к завершению. Вскоре я должен буду вновь появиться в конторе, но мысль об этом не радовала меня, как раньше. По прошествии пяти лет, я все еще с удовольствием спешил утром в клетчатую каменную башню, в свой одеревеневший кабинет, к толкотне беговых коридоров, спазматическим телефонным воплям, источающим свинцовую тяжесть кипам бумаг, количеством одних только цифр превзошедших число возможных для вселенной элементарных частиц. Впечатляющая моя карьера, поднявшая меня за последние два года до заместителя секретаря руководителя вспомогательного отдела, увеличившая мой доход в несколько раз, исходила, как я понимал теперь, он неизбывной моей похоти, возносимая ею, воспаряющая на волне моего яростного вожделения и лишившаяся могучих тех движителей. Накоплений моих было достаточно, чтобы при некоторой экономии прожить пару лет. Точного знания о доходах жены у меня не имелось, я не считал то нужным, так как все средства сходились на единый банковский счет. Полагая, что поступления от нее немного уступают моим, я понимал, что даже в самом худшем варианте, если состояние мое останется прежним и я не смогу найти работу, мы сможем существовать и оплачивать счета на получаемое Ириной, пусть и придется нам отказаться от некоторых наших привычек и развлечений.

Страх потерять жену также отсутствовал среди моих опасений. Ранее, когда я посмеивался над неумелыми самцами, не без оснований утверждая, что не могу назвать соитием нечто, длящееся менее одного часа, мне было боязно представить хотя бы на мгновение отсутствие в моей жизни Ирины или, если уж на то пошло, любой другой женщины. В самые тоскливые времена продолжительность моего одиночества не превосходила нескольких месяцев. После третьего или четвертого избавления, мной было принято решение и далее считать женщин неким явлением наподобие летнего дождя или звездопада, которые, даже если и случится им задержаться, рано или поздно проявят себя, позволяя мне насладиться ими. Знакомство с Ириной и наше совместное существование позволили мне надеяться на вечную для меня потерю тех беспокойств. Мысль об одиночестве теперь не казалась мне такой иссушающее – жестокой, какой представлялась ранее. В мире нашлось бы для меня немало занятий. Коллекция марок уже несколько лет не получала пополнений, были забыты карточные игры и увлечение скарболом.