Этьен Экзольт - Богиня бессильных

Приподняв левую бровь, я счел жест сей в должной мере выражающим мое недоумение.

– Я предлагаю сделку. – наклонив голову, он смотрел на меня со злобной прямотой. – Я могу отказаться от своих требований.

– Мне незнакомы ваши требования. – собственно, они были мне безразличны, так как было признано, к моему удовлетворению, что причиной случившегося оказался технический недостаток автомобиля.

– Они представляют достаточно крупную сумму. – зная о вошедшей в анекдоты бережливости тех существ, я едва ли мог представить, сколько собачьего корма можно купить на обозначенную таким образом величину. Происходящее казалось мне достаточно любопытным, да и общение с представителем чуждого вида всегда почиталось мной как приятное и я позволил себе оставаться в прежнем положении, радуясь холодным уличным запахам, волновавшим и бодрившим меня.

– Полагаю, вам лучше отправить эти бумаги моему адвокату. Адрес вы легко можете узнать у вашего юриста. – положение мое позволяло мне приятное и возбуждающее высокомерие.

– Давайте договоримся. – слегка согнувшись, он словно сгорбился, когти босых лап скользнули, скрипнув, по грязным плиткам.

– Слушаю вас. —желаемое им могло раскрыть мне тайны вожделений подобных ему существ, что всегда интересовало меня больше всего.

– Я хочу вашу жену. – голова его снова дерзко вскинулась, глаз сощурился, чуть обнажились клыки. Будь он собакой, я ожидал бы угрожающего рычания.

– Я видел ее в суде. Она очень красивая женщина. – шапка серебристо-белых волос, тянувшаяся за спину с его высокого лба напоминала мне длинные крашеные волосы, популярные у некоторых уличных банд. – Мне всегда нравились такие. Я откажусь от всех своих требований, если вы позволите мне ее. Хотя бы один раз.

Среди записей в моей коллекции имелось несколько, изображавших совокупления людей с медоедами. По большей части они представляли мужчин, со злорадным упоением разводивших в стороны мохнатую нежность барсучьих бедер или же вовсе насилующих тех заполонивших городские окраины существ. Рассказы об их самцах, продающих своих самок любому желающему, независимо от его видовой принадлежности, не заслуживали доверия. Насколько я мог вспомнить, у меня имелась только одна запись того, как женщина моего вида совокупляется с медоедом и выглядели они при этом так, словно никто из них не получил от содеянного никакого удовольствия.

– Боюсь, моя жена не пойдет на это ни при каких обстоятельствах. – выделенные на улыбчивое изумление силы, сдерживаемые мной, перетекли в руку, потянувшую дверь.

– Вы могли бы убедить ее! – пролаял медоед, но я уже был невидимым для него, скрытый орудийным лязгом замка и, прислонившись к холодному железу двери, медленно оседал на пол, позволяя себя хриплые всплески смеха. Прислушавшись, я различил стук когтей о ступени, далекий грохот, обозначивший медоеда покинувшим подъезд и теперь уже рассмеялся во весь голос, впервые за долгое время, превосходившее, как показалось мне, прошедшее со дня катастрофы.

Порывы холодного воздуха пробивались сквозь незримые щели, царапая мою шею, прививая мне страх простуды, но я сидел на полу, увлеченный поразительными видениями, никогда ранее не касавшимися меня. Упоительные образы, прорвавшиеся ко мне с неожиданностью шаровой молнии, оправдывали собой любую визгливую лихорадку, если случится ей пробраться в укрепленные витаминными коктейлями стены моей переменчивой крепости. Воображая мою жену, обнаженную, лежащую, согнув раздвинутые ноги, допускающую в себя медоеда, царапающего желтыми когтями ее прыгучие груди, натирающего до воспаленной красноты ее нежную кожу грубой черной шерстью, с порывистой животной отвлеченностью погружающего в нее пурпурный, остроконечный член, от незнания моего обретший очертания собачьего, я ощутил сдавившее сердце волнение, дождевую дрожь, разошедшуюся от солнечного сплетения по всему телу, в прежние времена отзывавшуюся немедленным напряжением величайшего и прекраснейшего, теперь же оставшуюся для него безвестной и призрачно-тусклой. В той промозглой темноте мне показалось, как иногда видится насекомое, ползущее по стене и оказывающееся невнятной случайной тенью, что член мой дернулся, отозвался на воображаемое мной. Уверенности в том у меня не было, я склонен был обвинить хаос переживаний и впечатлений, увлеченный слабостью и пустотой, поддавшимся словам своей жены, ее пустотелым желаниям, пусть и совпадавшим с моими, но неприятным для меня ввиду принадлежности другому живому существу. Иллюзия, какой бы холодящее приятной она ни была, едва ли смогла бы удовлетворить мою жену и потому не имела никакой ценности. Продвинувшись на пару шагов от болезнетворного дуновения, я прижался к стене, замедляя дыхание и отвлекая себя от учащенного сердцебиения предвкушением моего возвращения к полноценному присутствию, обретению вновь всей принадлежащей мне, согласно завещанию самой жизни, плоти. Тогда, в один из выходных дней я отправлюсь вместе с Ириной в районы медоедов, вооружившись и предарительно напитав себя яростью.