Курт Воннегут - Галапагосы

Он брал девочек на прогулки по городу, показывая им, как были уверены монахини в приюте, парки, церковь, музеи и тому подобное. В действительности же он учил их, чего следует остерегаться при встрече с туристами, где их искать, как облапошивать и куда они обычно кладут свои ценные вещи. Они играли, учась замечать полицейского прежде, чем тот заметил их, и запоминая удобные места в центре города, где можно спрятаться от преследователей.

Первую неделю пребывания девочек в городе они занимались практическими играми в стиле «что нужно делать, если…» А затем – к недоумению монахинь и полиции – дедушка Доминго Кеседа и девочки как сквозь землю провалились. Развратный старик, этот прародитель нынешнего человечества, попросту увел малолеток жить в пустой эллинг неподалеку от морского причала – эллинг, предназначавший ранее для одного из более старых прогулочных кораблей, с которыми, как предполагалось, должна была соперничать «Bahia de Darvin». К тому времени эллинг был пуст, так как приток туристов сократился уже настолько, что старое судно оказалось не у дел.

Что ж, по крайней мере они были вместе. И в первые свои годы на Санта Росалии, покуда Мэри Хепберн не подарила им детей, они были признательны судьбе именно за это: по крайней мере они были вместе, связанные языком, религиозными верованиями, шутками, песнями и так далее.

Это же самое они, уходя одна за другой в голубой туннель, ведущий в загробную жизнь, оставили своим детям, рожденным на Санта Росалии: утешение быть вместе и делить друг с другом язык, религию, шутки и песни канка-боно.

В прежние, недоброй памяти времена в Гуаякиле старик Кеседа предоставлял в их распоряжение свое вонючее тело, обучая их, невзирая на малолетний возраст девочек, искусству и повадкам проституток.

Их, несомненно, нужно было спасать – еще задолго до того, как разразился экономический кризис. В единственное пыльное окно эллинга, служившего их омерзительным училищем, как картина из рамы, глядела снаружи корма «Bahia de Darwin». Они и представить себе не могли, что этому прекрасному белому кораблю суждено вскоре стать их Ноевым ковчегом.

В конце концов девочки сбежали от старика и начали вести уличную жизнь, промышляя по-прежнему попрошайничеством и воровством. Но, по непонятным им причинам, туристов становилось отыскать все труднее и труднее – пока наконец источник их пропитания вообще не иссяк. Теперь они по-настоящему голодали и кидались к любому, с широко открытыми ртами и закатившимися глазами, тыча себе пальцем в глотку и давая тем самым понять, как давно они ничего не ели.

Как-то, ближе к вечеру, их привлек шум толпы, собравшейся вокруг «Эльдорадо». Потыкавшись, они обнаружили отпертую заднюю дверь в одном из ограждавших отель закрытых магазинчиков – из которой выскочил Херальдо Дельгадо, только что застреливший Эндрю Макинтоша и Зенджи Хирогуши. После его ухода они проникли в магазин и вышли, пройдя его насквозь, через парадную дверь. Таким образом, они оказались внутри выставленного солдатами оцепления, и некому было теперь не пустить их в «Эльдорадо», где им предстояло вверить себя милости Джеймса Уэйта, сидевшего в тот момент в коктейль-баре.

Между тем Мэри Хепберн пыталась покончить с собой в своем номере, лежа на кровати в надетом на голову полиэтиленовом чехле от «платья Джекки». Полиэтилен изнутри уже запотел, и она галлюцинировала, представляя себя гигантской сухопутной черепахой, лежащей на спине в жарком и мокром трюме старинного парусника. Она беспомощно сучила конечностями – в точности как это делала бы перевернутая на спину черепаха.

Она часто рассказывала своим ученикам, что корабли, пересекавшие Тихий океан, обычно останавливались у Галапогосских островов для ловли беззащитных черепах, которые затем могли месяцами, лежа на спине, жить без воды и пищи. Они были так медлительны, покорны, неуклюжи и многочисленны. Моряки ловили черепах, не опасаясь быть укушенными или пораненными их лапами, и подтаскивали к ожидающим у берега шлюпкам – используя вместо салазок становившийся бесполезным панцырь животных.

Несчастных складывали в темном трюме кверху брюхом и не вспоминали о них больше до тех пор, пока не приходило время их есть. Прелесть черепах в глазах моряков заключалась в том, что те представляли собой свежее мясо, которое не нужно было замораживать или немедленно съедать.