Виктор Гончаров - Век гигантов

— Если бы не эти проклятые брюки, — оправдывался Скальпель, — я бы — ого! — догнали бы вы меня черта с два!..

Высокоствольный лес, под который друзья вступили, подавлял своим диким и величественным видом. Лишь где-то наверху, в густой кроне ветвей, на высоте не меньше пятидесяти-шестидесяти метров, гомонил далекий мир пернатых; внизу же, где черная земля с чахлыми дерновинками травы была исковеркана чудовищными лапами-корнями, меж громадин стволов висело жуткое безмолвие. Здесь царили вечные сумерки, и сырой неподвижный воздух был насыщен едкими выделениями насекомых и невидимых зверей. Что звери эти существовали не в одном только напряженном воображении людей XX века, а и в действительности, свидетельствовало поведение собаки, не отстававшей от друзей ни на одну пядь и поднимавшей то и дело загривок с глухим грозным рычанием. Под вывороченными бурей великанами-стволами, в ямах-норах, под скрученными лапами корней, в глубоких дуплах тысячелетних деревьев крылись лесные тайны, и на них чуткая собака не переставала реагировать, умными глазами поглядывая на своих двуногих спутников.

Земля, по которой они осторожно и боязливо ступали, была пересечена путаными тропинками и тропами, разветвлявшимися все больше и больше, чем темней и дремучей становился лес. Было очевидно, что все эти лесные дороги сходились к какому-то одному месту на оставшейся позади опушке и что в непроходимой стене из скорпиозных лиан и молодых деревцев должна была все-таки существовать лазейка или даже целый пролом, дающий выход из леса к озеру.

Друзья шли молчаливо и в молчаливом согласии необыкновенно дружно избегали всех мало-мальски подозрительных темных мест. Скальпель, если судить по его сосредоточенному лицу и по набегавшей периодически гармошке из морщин на высоком — вплоть до макушки — челе, — Скальпель, должно быть, разрешал какую-то сложную проблему. Николка ничего не разрешал, зато внимательно следил за собакой, которая, вследствие своей слабости, еще не могла бегать, но все-таки постоянно опережала двуногих. Она — друзья окрестили ее Керзоном, в честь славного английского государственного мужа, способствовавшего своим выступлением увеличению мощи Союза, — она представляла собой мускулистое животное, ростом достигавшее величины средне-упитанного телка; ее длинную четырехугольную пасть с выпуклыми челюстными мышцами украшали острые, почти полуторавершковые клыки, оттопыривавшие ей губы. Лучшего защитника, когда он окрепнет, трудно было вообразить себе в этом жутком первобытном лесу, и Николка всячески воздействовал на него в смысле удержания подле себя, замечая, что с каждым новым часом собака все больше и больше уходила вперед. Эта тенденция развивалась в ней параллельно с восстановлением ее сил.

Николкино воздействие заключалось в мягком уговаривании Керзона не покидать бедных двуногих, попавших из-за сумасбродства одного из них в таинственные дебри первобытного леса. Он заметил, что звуки человеческого голоса воспринимались собакой как-то необычно вдумчиво и внимательно, и не только воспринимались, но и получали ответную реакцию в виде подвывания, взвизгивания и лая.

— Собака знает человека, — оторвавшись от решения неизвестной проблемы, твердо сказал Скальпель, — только, надо думать, она привыкла беседовать с двуногими на своем языке, т. е. я хочу сказать, что люди, в среде которых она вращалась, умели беседовать с ней на ее собачьем языке. Вы же этого не умеете и не понимаете ее речи, а я уверен, она что-то хочет нам сказать. Не так ли, Керзон?

Замечание Скальпеля было вызвано тем, что Керзон, все время следовавший впереди друзей, вдруг остановился и дальше не пожелал идти, а Николка, пытавшийся уговорить его, получил в ответ сложную отповедь, состоявшую из приглушенного рычания, легкого визга и лая.

— Ладно, ладно, — отвечал фабзавук, — понимаем: опасность?., так, что ли?

Керзон завилял хвостом и после этого нерешительно тронулся в путь.

— Мы стрелять будем… — продолжал ободрять Николка понурого пса. — Понимаешь? Бах-бах, и готово. Ты только не бойся, иди…

Собака, будто понимая, уверенней пошла вперед, но, пройдя шагов двадцать, вдруг остановилась, безмолвно ощетинилась и застыла, только кончик ее мускулистого хвоста судорожно дрожал. Заинтригованный Николка осторожно приблизился к ней и так же резко, как она ощетинилась, вскинул винтовку к плечу, ощущая в сердце холодок: шагах в тридцати от них, уставя морду в землю, стояло бородатое чудовище саженного роста, с изогнутыми рогами, от конца до конца имевшими больше сажени. Это, без сомнения, был бык, но какой бык! Его рост лишь немногим не достигал роста слона!