Ким Публицкий - Таёжный дьявол. Хранитель чащи

– А что со стройкой? – поинтересовался Степан, пуская выдохом пар.

На любопытство старик недоверчиво покосился и придирчиво собеседника осмотрел.

– Я журналист пришёл о дороге писать, – оправдался Степан.

– Так оставили пока всё не уладят.

– Что уладят?

– Садись, давай, скорее поехали! Кругом голодное зверье гуляет, и лучше нам с ним не встречаться.

Степан насторожился и нашёл странным, что здешнее управление внутренних дел ничего ему о происшествии не сказало, хотя он подавал запрос. Степан судорожно сглотнул и сперва даже не поверил собственным предположениям, уж больно тон у незнакомца слышался холодный и равнодушный. Он хотел сделать фотографии и собрать улики с места происшествия, но старик торопил и к будке намеренно не подпускал. Степан решил не вызывать подозрений, преждевременно себя не раскрывать и излишне любопытствовать не стал. Он продолжил вести наблюдение. Да, это не по уставу, но того требовал случай. Чтобы не спугнуть более крупную дичь в начале путешествия, сейчас следовало затаиться и подчиниться местным правилам.

– Чего растележился?! Пойдём! Не будь кулёмой! После разберёмся! Сообщим кому надо, а нам пора, если не хотим пойти на корм волкам. Они тут особенно свирепые, – поторапливал старик.

Весь измазанный в еловой смоле, он подошёл к паре оленей, впряжённых в ездовые нарты. Старик резко вонял древесным воском, сказал, что это задабривало озлобленных хранителей тайги. Что за хранители и от чего они гневались, не уточнил. Может, и сам не знал, на расспросы не отвечал и показался местным чудаковатым параноиком. Степан не огорчился, но остался встревожен. Он привык докапываться до истины и считал, что со временем сам всё узнает. Так началось его знакомство со здешними поверьями и обычаями.

Усаживаясь, Степан поспешил открыть блокнот и по свежей памяти сделать карандашом несколько примечаний и зарисовок. Нарты казались крепкими, походили на длинные деревянные сани и стелились внутри перевязанными веревкой шкурами. Старик вёл себя скрытно и неприветливо. Всё время молчал. Степана это не расстроило, да и в пути было не до разговоров. Он любил зиму, а особенно зимние виды спорта, уверенно катался на лыжах, увлекался скалолазанием и получал от этого огромное удовольствие. Степан давно хотел воочию насладиться снежным великолепием дикой природы, но, погрязший в будничной суете шумного города, всё никак не мог выбраться. Оказавшись в лесотундре, он ощущал себя по-настоящему счастливым. Ему здесь всё нравилось, всё виделось впервой, и оттого выглядело необычным и странным. Ничего опасного в окружающей тайге Степан пока не замечал и посчитал ходящие о ней слухи преувеличением. Он не верил суевериям, к тому же в Заполярье уже долгое время жили кочевые племена, и, видимо, ничего мистического им не угрожало. Единственное, чего стоило местным жителям по-настоящему бояться, так это диких зверей, суровых погодных условий и продолжительных зим. Степан сделал вывод, что причина исчезновений крылась явно в чём-то другом, рукотворном, приходящем, и хотел выяснить, в чём именно.

Впечатления от поездки на санях испортились увиденным на перепутье происшествием. Там могли быть жертвы. Степан решил позже вернуться к посту контроля в одиночку и сам подробнее всё рассмотреть. Он корил себя за нерешительность и сетовал на крайне неудачное появление проводника.

Степан попутно записывал наблюдения и вдыхал полной грудью повисшую в воздухе хвойную свежесть. Таёжный лес величественно раскинулся вдоль обочин пышными елями. По сторонам теснилась колоннада высоких сосен, укрытых с верхушек до корней снежными шапками, словно взбитыми сливками. Лиственницы и пихты поднимались вверх, будто высеченные из мрамора белоснежные изваяния и, растворяясь в небесах, задымленных проседью, впечатляли исполинскими размерами. Свисающие ветви прогибались под густо посыпанной белизной, колыхались ветром и осторожно роняли увесистые снежные хлопья. Всюду пахло шишками и еловой прелью. Воздух словно пронизывали обледенелые хвойные иголки, нежно покалывая щёки лёгким морозом. Вдали, за верхушками деревьев высилась седая гора с острыми уступами и крутыми скалистыми склонами. Старая, как сам лес, покровительница еловой чащи она начинала собой длинный Таймырский хребет.

Старик гнал оленей всё быстрее, подхлёстывал вожжами. Находиться в числе первопроходцев новой дороги Степану оказалось не по душе. Едва ли слегка припорошенную снегом просеку можно выдать за прокладку. Казалось она и сезона не проживёт. На пути попадалось множество ухабов. Сани не раз подпрыгивали на кочках и выступающих из-под сугробов пеньках. На одном из подскоков во время резкого поворота Степан едва не выпал. Воняющий еловым воском старик сбавил ход и сказал, что на нартах не то что ездить, а даже сидеть нужно умело. Обещал Степана к ним привязать, если тот не будет крепко держаться. Это были чуть ли ни единственные слова северянина за всю поездку, и от того они показались особенно весомыми. Степан нашёл их мудрыми и, сделав напоследок несколько заметок, убрал за пазуху блокнот. Он крепко схватился за боковые поручни саней обеими руками и сосредоточился на дороге.