Т. Волшаник - Остановка на пути домой

– А если идут, то зачем? – раздался бодрый голос. Это был Дема, специалист по компьютерным системам. Вот уж кто был полной противоположностью Александру. Этот коренастый, рыжий, невысокий человек был одна воплощенная эмоция, и чем он был особенно люб всему экипажу – эта эмоция была оптимизм. Он даже не пользовался такой скучной вещью, как обыкновенное имя, представляясь еще школьным, видимо, прозвищем. Наверное, оно было произведено от его фамилии, хотя – кто разберет? Оно подходило ему гораздо лучше имени. Сейчас же он и выглядел нелепо-забавно: криво закатанные рукава и рубашка, расстегнутая почти до пупа, чтобы все могли – разумеется, с удовольствием – созерцать его крепкий торс, покрытый замечательно рыжими волосами. – А чего это нынче жара такая?

Все непроизвольно взглянули на небольшое табло состояния окружающего воздуха. Такие табло находились в каждом помещении корабля. По большей части об их существовании никто и не вспоминал. Зачем интересоваться температурой и влажностью, если они тебя не беспокоят? Вот и сейчас табло показывало обычные 22 градуса.

Мушки мгновенно испарились у Рохана из головы. Он вспомнил свой сон, и интуитивно почувствовал, что с кораблем, точнее, с экипажем, происходит нечто более важное, чем мушки.

– Странно, – пробормотал Дема. – А мне что-то жарко… А вроде уже и не жарко.

Они переглянулись. Рукава были закатаны у всех, кроме Рохана, но он только недавно оделся. Биолог, сидевший перед экраном, незаметно для себя скинул еще и обувь, и теперь смущенно поджимал пальцы ног.

– Ребята, давайте все-таки вернемся к нашим баранам, – сказал Рохан. Ему остро захотелось сменить тему разговора. – Надо бы постараться как можно ближе рассмотреть этих мушек. Надо поставить камеры помощнее у экрана.

– И надо продолжать писать их танцы. Может какие-то фигуры удастся расшифровать, если фрагменты будут подлиннее, – подхватил биолог. – Ну, и как их поймать… Короче, работаем!

***

Рохан вышел в коридор и быстро обошел, почти обежал рабочие помещения корабля. Его глаз настолько привык к обычному образу рабочих помещений этих помещений, к товарищам в неизменных рабочих костюмах, что отмечал малейшие перемены, даже не дожидаясь, пока сознание объяснит, в чем они состоят. А сейчас он мог рассчитывать только на свои глаза – понять, то есть выразить словами, что происходит, он не мог. Но несомненно – что-то было не так…

Носить обязательную форменную одежду в обычные полетные дни на борту не требовалось. Каждый мог одеваться по своему вкусу, хотя большинство предпочитали стандартные костюмы, состоявшие из рубашки, просторных бриджей и легких туфель из мягкого материала на упругой подошве, которые «сами ходили». Положение и размеры каждого кармашка, каждой застежки были выверены годами полетов, все в этих костюмах было удобно и разумно. Почти сразу после старта многие складывали свою «земную» одежду и залезали в эти костюмы – и это значило, что экспедиция началась.

Полетные костюмы в огромных упаковках загружались перед вылетом и помещались в общий гардероб, где каждый по мере необходимости пополнял запас. Но у каждого космонавта хранился еще и собственный заветный контейнер. Как правило, он был невелик, и раскрывался нечасто, чаще всего на обратном пути, когда уже можно было отпустить мысли домой, и они летели туда гораздо быстрее корабля. Тогда и открывался этот контейнер и из него извлекались домашние вещи, заботливо сложенные кем-то из родных. Они утрачивали тепло их рук, но надежные упаковки сохраняли едва уловимый аромат дома. Их надевали, главным образом, для кают-компании, где на обратном пути все проводили намного больше времени. И она наполнялась надеждой и спокойствием.

Сейчас Рохан вглядывался в товарищей, в таких привычных светлых рубашках, и понимал, что что-то не так. Если бы он был склонен к художественным образам, сказал бы, что они выглядели так, будто хозяева тяготятся ими и хотели бы их снять. Впрочем, главное было ясно и без каких бы то ни было формулировок. С людьми что-то происходило. Пока это было трудно сформулировать, не то, что объяснить.

Рохан привык мыслить практически. Если объяснить что-то было нельзя, нужно было наблюдать, ждать, пока объяснения появятся, а до тех пор делать, что должно. Поэтому, завершив свою экскурсию, Рохан сосредоточился на сборе информации о мушках, хотя время от времени, как бы краем сознания отмечал для себя то закатанные рукава рубашки у одного, то лишние расстегнутые пуговицы у другого. Ему и самому то и дело начинало казаться, что стало слишком жарко, тогда он проверял температуру в помещении и это ощущение сразу пропадало. «Все от головы, все от головы», – повторял он себе. Это так быстро успокаивало, что с каждой минутой он все больше убеждался – на них всех что-то действует.