Егор Фомин - Лестинца

— Прошу вас, пожалуйста, угощайтесь, — сказал Ригг, доставая жареное мясо, переложенное ароматными травами и приготовленное столь искусно, что от запаха голова кружилась надежнее, чем от взгляда за край.

Итернир гордо отстегнул от пояса флягу превосходного вина, а Ланс скромно и молча выставил на общий стол свою нехитрую снедь солонину, хлеб и овощи.

Из-за узости ступеней сидеть было не слишком-то удобно, даже Итерниру не помогал свернутый плащ. Даже лакомый кусок не тешил. Но все стойко держались, стараясь не нарушить шаткого равновесия общения.

— Ригг, братишка, — не прекращая жевать, вспомнил Итернир, о давно заданном вопросе, — за всей этой суетой сует со всякими великанами, кстати, здорово мы их все-таки приложили, а принцу этому я башку все-таки откручу, не нравятся мне все эти высокородные, мы как-то забыли о том разговоре, что вели с тобой. Помнишь?

— Вообще-то нет, — честно признался Ригг, отрываясь от куска мяса.

— Я о том, зачем ты на эту гору полез? Я к тому, что тебя такая любящая девица ждет, чего же тебе еще надо?

— У меня мать заболела. Травянкой, — ответил он, отставляя еду в сторону, — отца-то давно уже лес забрал. Хозяин его порвал. А мать заболела. Заболела давно, да все говорить не хотела, думала обойдется. А когда голова стала кружиться, да слабость такая напала, что ходить не смогла, тогда только и сказала. Да я и сам уже пошел за Прином, знахарем нашим. Он-то и сказал, что травянка. И лечить уже поздно. Если бы, сказал, сразу, то, может быть, все бы и обошлось. А теперь, говорит, только чудо…

Помолчали.

— Ничего, — после долгой паузы вновь оживился Итернир, дойдем. Будем живы — не помрем. А помрем — не пропадем.

— А ты? — спросил Ригг, в свою очередь.

— Чего — ты? — изобразил Итернир полнейшее недоумение.

— Ну, зачем ты сюда пошел, — пояснил Ригг.

— А-а?! — изображая глухоту, приставил с уху ладонь тот, — Кого позвать?! — и, насладившись изумленным видом охотника, смилостивился, — Да ладно, не серчай. Это я так, шалю. Я, понимаешь, от природы чрезвычайно любопытен. Страшно мне интересно, что это есть за Лестница такая, и отчего вниз никто никогда не возвращался. Только иногда в лесочке под нею находили вдреб расшибленные тела Восходящих. Шибко я, понимаешь, интересуюсь, что там такое наверху.

— Но ведь, можно и самому… в смысле туда, вниз, ну… раньше срока, в общем, — опешил Ригг.

— А ну и пусть, — отмахнулся Итернир, — так даже проще: ни забот тебе не хлопот больше, почий себе мирно и всего-то делов.

— Никогда мне такого не понять, — сдался Ригг, глядя на Итернира широко раскрытыми глазами, — как же можно к своей жизни так относиться?

— Значит — можно, — еще раз отмахнулся Итернир, — ладно! Не бери в голову!

— Как же это так?.. — все недоумевал Ригг, — она же, жизнь, дана нам свыше, и нельзя нам, значит, так вот с ней запросто.

— Ну, — всем своим видом являя воплощенное сомнение, протянул Итернир, — это еще не есть факт! А во-вторых, последим делом я всегда богов спрашиваю, поскольку мой бог меня рабом не кличет. И давай-ка, оставим эти богословские диспуты на потом, сейчас мне чуток другое интересно. Скажи мне, доблестный Ланс, а зачем тебе пришлось лезть на эту Лестницу, будь она трижды неладна?

Ланс спокойно отставил еду и внимательным и долгим взглядом посмотрел на посмевшего побеспокоить его духовное уединение. Потом медленно, словно осторожно, произнося слова, ответил:

— Я — воин.

Итернир тряхнул головой, дескать, уж спасибо, и так разглядел! Меж тем, Ланс так же неторопливо ворочая слова густым, сильным, чуть хриплым голосом, продолжал:

— Я видел больше боев, чем вот он, — он кивнул на Ригга, встречал рассветов. Я жив, противники — нет, большей частью. Я был командиром наемников. Много. Но я — жив, они — уже нет. Я всегда побеждал. Лестница — здесь я еще не был.

— Ха! — хитро прищурился Итернир, — а как же с великанами? Когда без нас ты никуда не прошел?!

— Я здесь, они внизу, — ничуть не меняясь в лице, ответил ветеран.

— Ну, хорошо, — продолжал Итернир, — дойдешь ты до конца, а желание-то, какое загадаешь?

Ланс поглядел на него долгим и внимательным взглядом. Потом ответил:

— Сейчас не скажу.

Кан-Тун обессилено перевернулся и сел на ступени.

— Эх-э, — глубоко вздохнул Крын, пытаясь принять позу поудобнее, — ты только что, это… в общем спасибо… я, наверное, обязан, или что-то такое.

— За что? — спросил принц.

— Ну… это… ты же мне вроде того, что жизнь спас, — пуще того замялся тот.