Егор Фомин - Лестинца

Звериная свирепая ярость захлестнула Итернира, он бросился в бой. Представляя себе только, как вцепится зубами, в это белое горло, рванет нежную кожу и напьется крови врага.

Два человека, не вставая с четверенек, рыча и разбрасывая вокруг пену ярости, вцепились друг в друга, позабыв об оружии, висящем на их поясах. Все смешалось в один ревущий клубок.

— Стойте! Остановитесь! — с криком появился Ригг на краю прогалины, — что же это вы, как же ж так можно!

Он и следовавший за ним по-прежнему сонный, но обеспокоенный Крын, бросились разнимать дерущихся. Те же, в самом деле, не были похожи на людей. Местами из расцарапанных или прокушенных ран сочилась кровь, размазываясь по грязной коже. Одежда потеряла всякий вид.

С большим трудом растащили. Но принц, извернувшись, хватанул зубами Крына, держащего его, тот от неожиданности ослабил хватку, и принц вывернулся. Вновь дерущиеся покатились по земле.

— Давай-ка, держи его! — вновь ухватил Ригг Итернира, пытаясь выдернуть его из схватки.

Кан-Тун по-прежнему кусался и царапался, от чего доставалось и охотнику.

Когда Крын снова обхватил принца в необъятных своих руках, Ригг сдернул с пояса веревку, и попытался спеленать Итернира.

— Подержи-ка его, подержи, — приговаривал он Крыну.

Даже когда оба оказались туго связанны, они продолжали бешено рычать и метаться. Принц пробовал перегрызть веревку.

— Да что же это с вами сделалось? — пробормотал Ригг, присев перед Итерниром, и сказал, — это же я, Ригг. Как же ты меня не помнишь?

Тот на мгновение прекратил безумствовать, поглядел на него, взгляд стал сколько-то осмысленным.

— Я, это, я, — мягко приговаривал Ригг, — охотник. Мы же с тобой шли вместе.

Взгляд Итернира задержался, какие-то смутные тени воспоминаний вертелись в его голове.

— Ну, вспомни, мы вместе с великанами сражались, там, внизу.

При упоминании великанов, Итернир вновь бросил взгляд на принца, бешенство исказило его лицо, он зарычал, на губах выступила пена.

— Ну, хорошо, — сказал Ригг поднимаясь Крыну, — бери этого, а я понесу принца, надо бы нам к стоянке возвернуться. Как же ж ты не углядел за ними?

— Дак я ж того… спал же я, — потупился Крын, оправдываясь.

Когда вернулись к месту стоянки, Итернир с принцем поутихли. Их прислонили к стволам деревьев под сень густых еловых лап в противоположных сторонах, но так, чтобы они не видели друг друга. Ригг споро развел костер.

— Поедим, пожалуй, — сказал он Крыну усаживаясь, и развязывая мешок.

— А-а… эти как же — кивнул Крын на связанных.

— Эти-то, видать, — ответил Ригг, потянув носом воздух с их стороны, — дичиной подхарчевались.

— Так… эта, — продолжил разговор Крын, не забывая меж тем наполнять желудок, — чего это с ними-то такое?

— С ними-то? А кто его разберет? — пожал плечами Ригг, посидим, покумекаем, может чего и удумаем… Время-то у нас есть. Мало, но есть. Дикие-то до темноты след наш вести будут. К вечеру только сюда и придут…

— Как же ты это? — допытывал Ригг Итернира, — даже и имени своего не помнишь?

Тот не поднимал головы. Осел, остановившимся взглядом уткнувшись в землю.

— Без имени же никак, совсем никак, нельзя, — настойчиво продолжал Ригг, — Итернир ты. Итернир. Ты человек.

При звуке своего имени Итернир поднял голову, взгляд вновь стал чуть осмысленный.

— Не дикий ты зверь совсем, ты человек. Человек ты. А зверя ты гони от себя, за человека держись, а зверя гони. Так только и жить. Ну, давай же. Вспоминай! Итернир ты! Человек! Человек волею своей славен, разумом! Гони прочь своего зверя! Не верь ему, — говорил Ригг встряхивая Итернира.

Тот схватил руками голову. Но не это по-настоящему порадовало Ригга, а то, что пальцы его уже распрямились, не были скрюченными, готовыми рвать и царапать.

— Борись, — приговаривал охотник, — только борьбой зверя и сдержишь. Себя вспоминай.

Он развязал веревки, освободив пленника. Тот сидел, обмякнув, расслабленно запрокинув голову. И только сам Итернир видел ту борьбу, которая шла в голове, с той частью, что звала забыть имя, жизнь и свой народ, что звала в лесную чащобу.

— Погоди… мужики, — проговорил он наконец, с трудом вспоминая слова, — эк меня… это… прихватило крепко.

С принцем все обошлось легче. Хотя, поначалу опасались, что вовсе не справятся, поскольку тот не реагировал ни на свое имя, ни на окружающих вообще. Но стоило Итерниру упомянуть о его благородных предках, как тот запальчиво закричал, расписывая их доблесть. И лишь увидев добродушно смеющихся спутников, обескуражено остановился. А мгновение спустя, хохотал и сам. Спутники его смеялись радостно и весело, потому что смеяться могут только люди.