Егор Фомин - Лестинца

А мальчик так и не узнал, вырос ли он.

Так и не узнал, легче ли отцу от того, что сын с закрытыми глазами мог пройти по лесу, и на обратном пути ступать по своим же следам, так и не открывая глаз. От того, что мальчику с ножом был не страшен и сам Хозяин. От того, что мальчик на слух влет бил в глаз летящую птицу из тяжелого отцовского лука…

Они пришли. Ригг гордо показал шалаш, выстроенный собственными руками. Шалаш, в котором им было так хорошо. Им, с Лисой. С любой.

И он не слышал, как хмыкнул Итернир, как скривил губы принц, глядя на корявое строение, сквозь крышу которого не раз заглядывали любопытные птицы. Хорошо, не было в мороке дождя.

Лисы не было дома. Скорее всего, подумалось Риггу, ушла по ягоду, или на ручей. Если по ягоды, то скоро вернется. А если на ручей, то неплохо было бы к ней присоединиться. Может быть, она даже будет ждать там. Но он не может идти и она поймет. Она такая.

Он прикрыл глаза и увидел изумрудную тень листвы. Легкий ветерок чуть слышно шелестел в вершинах, звенел солнечными лучами. А прямо перед Риггом на острие его стрелы склонил голову к сочной траве великолепный олень. Огромный. Его одного хватило бы селению дня на три. А может, и на пять. Если не на всю неделю.

Он отвел руку со стрелой назад, пока тетива не коснулась уха.

— Нет! — вскрикнула вдруг листва.

Олень поднял голову, оглянулся и прянул в чащу.

Ригг огляделся. Он сам вышел на этого оленя по запаху. Против ветра. И тот не мог почуять. Никак. Никто в лесу не мог ходить тише, чем он, так кто же все-таки подошел к нему так, что тот и не заметил?

Ветви кустов впереди раздвинулись, не проронив ни звука, и к нему вышла девушка…

Он стоял перед своим шалашом с закрытыми глазами. Принц что-то объяснял, Итернир веселился, а Крын иногда шумно чесался, но охотник не слышал их.

Он слышал ее смех, он часто был неловок. И купался в ее глазах, он старался не упускать краткого мига. Он любовался ее походкой, от которой, казалось, не пригибалась трава. Милая. Любая.

— Любый мой! — звенел в ушах крик, а над грудью хрипел, беснуясь, раненый вепрь.

Он ни о чем уже не думал, но ощутив в своей ладони вложенный милой рукой нож, чудом сумел извернуться, оказавшись на загривке зверя, и, поливая все кругом своей кровью, всадить полотно стали под лопатку…

Они говорят, что она — неправда. Но что же тогда правда? Дикий черный лес? Или то, что далеко внизу. Или теперь не внизу? И, если это неправда, то его мать еще жива?

— Кто эти люди? — прервал его мысли тихий голос.

Она стояла рядом, подойдя своим легким шагом, и заглядывала в глаза.

— Ну, что ты? — мягко удивился он и взял ее руки в свои, — ты же их знаешь.

— Что им надо? — настойчиво спросила она, пугая дрожью в глубине глаз.

— Они пришли за мной, — спокойно сказал он, — они говорят, что все это — неправда.

— И ты им веришь? — оказалась она близко-близко, — это неправда?

И коснулась его губ своими. И закружилась вокруг ажурная тень листвы, а деревья склонились, закрывая их своим шепотом.

— Да, — отшагнул он, к потрясенным взглядам друзей, неправда…

— Нет! — истошно закричала она.

— Да, — склонил голову он и почувствовал, как оборвалось что-то внутри, — да.

Он сделал еще шаг назад. Мир вокруг колыхался дымным маревом, и лишь ее фигура была реальна и незыблема.

— Нет!!! — бросилась она в ноги, обнимая их.

— Нет!!! — полила она их слезами, — не уходи!!! Я сделаю все!!!

Он еще раз шагнул назад, выскальзывая из рук.

— Нет! — истошно, с надрывом крикнула она.

Он повернулся и зашагал прочь. Все обман. Лиса другая.

— Она все равно умрет!!! — бросила чужая в его спину, Слышишь?!! Все равно!!!

Сначала он накормил и напоил их. В этом диком лесу он нашел зверя и ручей. Разжег костер, и они согрелись. Согрелись по-настоящему. Сейчас не было шансов дойти. Они потеряли свои вещи и припасы, сохранив лишь оружие. Два меча, топор, лук и нож. Но они были вместе.

Ригг вновь занялся ногой Итернира. Промыл, хотя тот выл от боли. И прижег, хотя тот кричал, так, что расступались деревья. Потом присыпал рану порошком трав и втер какую-то мазь, приговаривая наговор. И боль отступила. И теперь Итернир сидел, положив рядом вновь сработанный Крыном костыль.

Трещали ветки в костре, бросая в ночь неба дымные искры. Плясало отблесками пламя на лицах. Принц поддался забытью истощения, едва коснулся земли, Крын провалился в безмятежный сон. И теперь широко лежал, разбросав могучие исцарапанные руки в рукавах изорванной рубахи.