Егор Фомин - Сборник рассказов

— Не надо… брат, — прохрипел Аристократ, — я умираю… знать бы ответ… хотя вот… он… в вопросе… положи меня…

Видя, что глаза брата гаснут, Фалькон упал на колени и положил голову его себе на руки. Тот то ли закашлялся, то ли рассмеялся:

— Отец… будет недоволен… хотя он всегда… был недоволен… тобой… извини… брат… я не любил тебя… никогда.

Фалькон закрыл его остановившиеся глаза.

Потом тяжело поднялся и оглядел всех вокруг. Поражала горькая сухость в его взгляде, лице, фигуре. Он поднял руку, словно собираясь сделать какой-то жест, потом уронил ее, и хрипло бросил:

— По домам…

Аристократа не пришлось хоронить. Его тело исчезло, хотя когда, никто из присутствовавших не смог сказать определенно. Сразу же Фалькон повел Элиота домой.

Интересно, что из парка они в этот день так и не вышли. Вечером этого бесконечного дня, на привале, Фалькон попросил юношу достать Кристалл.

— Зачем, — изумился тот.

— Я научу тебя владеть им.

— Но, — удивился Элиот еще больше, — отец говорил, что на это уходят годы!

— Мальчик, — усмехнулся Фалькон, — я научу тебя главному — понимать, а остальное ты постигнешь сам.

На следующий день они прошли немного, но Элиот, вдруг, увидел в окружающих деревьях что-то знакомое. Сделав еще несколько шагов вперед, он чуть было не закричал от радости — это был лес его родины. Выйдя на опушку, он припустил было к замку, что был уже виден, но спокойный голос осек его:

— Я дальше не иду.

Элиот недоуменно оглянулся:

— Почему?

— Если я войду в твой замок, легко ли уйду потом?

Элиот глянул на фигуру, стоящую в невероятно густой тени дерева, и понял: убеждать бесполезно.

— Хорошо, — понурился он, — но ответь на два вопроса. Зачем в ту сторону мы шли так долго, а обратно — гораздо быстрее?

Фалькон без ответа легко скользнул к юноше, но продолжившая его руку сталь лишь зазвенела о клинок Элиота.

— Ты знаешь ответ, — сказал Фалькон, убирая оружие.

— Спасибо тебе. Я не могу даже выразить свою благодарность, — смешался Элиот, — ты столь многому меня научил…

— Не надо, — оборвал его Фалькон, — я научил тебя самому страшному из всех искусств человека — убивать.

С этими словами он полуобернулся в лес, собираясь уходить.

— Постой, — окликнул его юноша, — скажи, как тебя зовут?

— Друг, — ответил Фалькон через плечо, — я же показал тебе, как много миров во Вселенной. Прощай…

— Что же, здесь тебя будут называть «Фальконом», — едва слышно сказал себе Элиот, и крикнул уже пустому лесу, — Прощай!!!

Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.

Сегодня таверна была полна как никогда раньше. И немудрено, за стенами ее бушевала гроза, да такая, каких уже давно не видели в городе Эльнере. Находясь на окраине города, таверна приютила и ремесленников, и мелких купцов, и заезжих крестьян, и простой уличный сброд.

Раньше в гуле голосов случайных собутыльников трудно было уловить что-то определенное, но вот уже несколько лет разговоры велись на одну тему — Барон Грегор.

Барон опять поднял налоги, Барон устраивает облавы, Барон сидит на шее и погоняет, Барон, Барон, Барон…

В городе несмотря на события последних лет было много приезжих и никто из посетителей не удивился, когда подсевший к одной из компаний человек долго и внимательно слушал разговоры и спросил, наконец:

— Ежели ваш барон разошелся не в меру, отчего не остановите его?

Сидевшие за столом дотошно оглядели новичка. Его рост и соответствующая очевидная сила внушали уважение, а открытое чистое лицо, обрамленное густыми волосами до плеч, схваченными серебряным обручем у лба, располагало к себе всякого.

Такому трудно было не поверить. Всю его фигуру окутывал свободный плащ, пропыленный не в одной дороге, казавшийся древнее своего владельца. Судя по всему, когда-то он имел темно-зеленый цвет.

— Как же, мы пытались, — пробасил дюжий крестьянин, раньше всех насладившийся видом пришедшего, — да разве тут сладишь? Поднялись наши выселки, а у Барона все солдаты как на подбор, железные. Бьют строем, что нож масло режет.

На глаза его накатило горе.

— Всех наших, и жен, и детей… и стариков… — продолжение фразы вместе с тягучей тоской большим красным носом крестьянина потонуло в обширной кружке хмельного варева.

Спустя мгновение оцепенение спало и с других соседей по столу: