Роза Сергазиева - Картина

НЕ РАЗДУМЫВАЯ, Вера бросилась к Поняшке. Воскресенье для частный галереи – напряженный рабочий день. Суета вернисажа улеглась, толпа поклонников-обывателей схлынула. Теперь черед истинных ценителей, которые предпочитают наслаждаться искусством в одинокой тишине, взвешенно подбирая очередной экспонат для коллекции. А значит, и Никита Воронин обязательно на месте. Потенциальных покупателей традиционно обхаживает персонально владелец заведения.

– Как ты думаешь, – Вера привычно приобщила к размышлениям верного Поняшку, – кем лучше представиться галеристу? Покупателем?

Девушка даже подумала, не развернуть ли автомобильчик обратно к дому, чтобы переодеться во что-нибудь более шикарное. Но потом сообразила, что нарядов с дорогими фирменными лейблами у неё в шкафу не водится в принципе. И когда юбку надевала в последний раз, даже не вспомнить. Целый год в джинсах проходила. А «офисные» костюмы от предыдущих работ уже вышли из моды.

– Даже если удастся сохранить спокойное выражение лица при упоминании ценников на картинах, мое финансовое положение Воронин «прочитает» по одежде, – грустно призналась Вера. – Нет, роль выгодного клиента не сыграю.

Но… зачем претворяться? – вдруг осенило девушку. Удостоверение репортера позволяет задавать любые вопросы. Галерист не откажется от интервью, лишняя реклама заведению никогда не помешает. Только требуется придумать повод, чтобы Воронин согласился показать запись видеокамер. Поинтересоваться системой безопасности? Но тогда могут продемонстрировать любую кассету, не обязательно вчерашнюю. Честно рассказать про исчезновение Нади? Вряд ли информация о том, что с вернисажа пропал человек, обрадует владельца выставочного зала. Никита тут же спрячет нужную пленку в сейф, на тот случай, если с тем же вопросом к нему пожалует полиция.

– Платье! – радостно воскликнула Вера и стукнула ладонью Поняшку по рулю. – Мне поможет Надино платье.

Вера проскользнула сквозь знакомую крутящуюся дверь в главный холл. Ей навстречу из служебного коридора поспешил сам владелец. (Помощница галериста, вконец измотанная шумным мероприятием, получила разрешение не выходить пару дней на работу). Внешность Никиты Воронина полностью соответствовала его занятию. Высокий, широкоплечий мужчина, не больше 45-ти лет, но густая шевелюра на голове вся седая. Черты лица жесткие, иногда суровые. Хрестоматийный облик опытного профессионала и честного, уверенного в себе человека. Галерист одним своим видом убеждал покупателя, что бизнес прочный, стабильный, чистый, никаких подделок.

Оказалось, что Краскова из гостей сегодня не только первая, но и единственная. Услышав, что девушка не собирается приобретать картины, Воронин умело скрыл досаду. Но от интервью не отказался (Вера рассчитала правильно), чем чаще мелькаешь в прессе, тем больше зарабатываешь. И галерист предложил разместиться прямо в центральном зале.

У огромного окна, напротив «судьбоносной» картины стояли два мягких кресла и журнальный столик (мебель вернули на место после вчерашнего столпотворения). На лакированной поверхности стоял огромный декоративный бокал, наполненный карамельками в разноцветных фантиках – яркие блестящие капельки. Продуманный дизайнером уголок для созерцания «Летнего полдня».

Вера включила диктофон. Увы, сразу в лоб вопрос про видеозаписи не задашь, придется начинать издалека, с хрестоматийной банальности: как Никита стал галеристом?

Биография Воронина не имела никакого отношения к искусству. Мало того, он даже в детстве никогда не рисовал. И если брал в руки карандаши или фломастеры, только для того, чтобы раскрасить журнал с комиксами про инопланетян или подрисовать усы на портретах лучших учеников школы.

О классическом искусстве, как человек образованный, представление имел. Плюс жена заставляла во время заграничного летнего отпуска посещать знаменитые музеи (хотя истинная причина, почему Воронин соглашался на интеллектуальную муку, заключалась в том, что в залах прохладно, гудели кондиционеры).

О современном искусстве был большей частью наслышан: в прессе часто мелькали скандалы, вспыхивающие вокруг очередной неординарной выставки. Поэтому представлял себе картины в виде ярких несуразных пятен (такие полотна стандартно фигурируют в интерьерах голливудских фильмов), а их создателей чем-то средним между бомжами и хиппи. И считал, что мольберт – это фанерка, на которой художник разводит краски, то есть путал с палитрой.