Николай Зуев - Запах теней

– А не могли бы вы пойти в задницу, мадам?!

Подобного он никогда прежде не говорил слабому полу. Чёрт возьми, да ни за что в жизни, и уж тем более, незнакомой женщине. И кто теперь посмеет обвинить его в чересчур излишней сдержанности? Да, никто! Не мог Дмитрий сказать это, поскольку воспитание и склад характера не позволяли так себя вести. Однако сказал, выплюнул слова и сам же поразился.

Его строгие родители в своё время сделали всё, что смогли, чтобы их единственный сын вырос настоящим человеком, воспитанным мужчиной. Но сегодня мир вокруг Димы изменился, приобрёл более реалистичный вид. Головная боль пережила фазу метаморфозы и плавно перешла в нечто особенное. Казалось, окружающий мир перестал угнетать разум и сознание молодого человека, обнажил до сих пор невиданные тайные краски и возможности. Может это и послужило причиной шокирующих слов и позволило произнести Знакову столь непривычную для него, во всех отношениях, фразу.

«А вот и открывшийся от удивления рот кондукторши. Поприветствуйте его!» – как-то по-особенному ликовал внутри себя Знаков.

«Можно положить туда скомканный билетик. Болтается в руке клочок бумаги, а выбросить жалко – вдруг пригодится, для чьего-нибудь рта, например».

И, не упуская времени, Дима…, нет, не подумайте, не бросил ей в рот билет, а просто повторил:

– Идите в задницу, мадам! – и не спеша, вышел из автобуса.

Бранные, доселе им неслыханные, и жутко скверные слова продолжались сыпаться на спину ещё с минуту, пока он не прошёл достаточное расстояние, закрывшее уши от места локации взорвавшейся жирной бомбы.

«Всё хорошо, так нужно. Она попросила, и я дал ей, что просила» – успокаивал он себя.

Наряду с лёгким смятением «что вообще произошло?» и «что вселилось в меня?» состояние невесомости не покидало его. Внутри от приятного возбуждения, от ощущения новых неисследованных возможностей закипал новый человек. Мозг трудился на полную катушку, как будто Димкины нейроны в один миг решили: «Давайте размножаться!» И со скоростью, свойственной микрокосмосу, приступили к производству новых маленьких нейронов, а те, в свою очередь, других нейронов, и так далее. Они заполонили нервную систему, их стало так много, что эта не запланированная вакханалия нейронов в возбуждённом круговороте мыслей просто разрывала голову Знакова. Разум превратился в машину с неограниченными ресурсами и возможностями.

«Сегодня всё не так как обычно».

Сегодня наступило пробуждение – сон отлепил нелегкое покрывало мутных бесцветных красок жизни и отпустил.

«У меня изменилась душа».

Зачем он сказал этой женщине столь неприятные слова? Да, что на него нашло? К тому же, это абсолютно не приемлемо для него, для джентльмена. Он не мог знать наверняка, да и необходимости в их поиске ответов уже не существовало.

«Ну-у, ничего. Я думаю, она переживёт. От неё не убудет, ведь её так много».

Обуянный собственными размышлениями, молодой человек поспешил на работу. Лёгкое серое короткое пальто и объёмный синий шарф, закрученный вокруг шеи, придавали более чем респектабельный вид. Он не привык опаздывать туда, где за последние пять лет провёл большую часть своей жизни. Обычной жизни. Дима практически жил на работе, что с достаточной болезненностью принимала супруга, а иногда отказывалась воспринимать вообще. Особенно в те нелёгкие для Знакова дни, вынуждающие оставаться допоздна и возвращаться практически на рассвете.

Он вскинул руку, и обнажённые часы на правой руке напомнили о вероятном возникновении напряжённого разговора с начальником. Его директор Пётр Иванович последнее время был не в духе. Вполне предсказуемо, учитывая очередной, если быть точнее – второй за последний месяц, провал в переговорах с заказчиком. Сказать нечего – меркантильные японцы всё-таки не ухватливые китайцы.

«Гримов не в духе, он в ухе», – как всегда и не без причин шутили коллеги, обсуждая рассерженного босса. В этой дискуссии Дима играл далеко не последнюю роль, скорее ведущую. Его слабостью выступала дурная привычка всячески изображать своего руководителя, не по злому умыслу, конечно, но с толикой сатирической критики-усмешки, которую Знаков старался при любом удобном случае выплеснуть при всех, в том числе и на Гримова. И как всегда все смеялись и с живым задором всячески поддерживали пламя шуток, подкидывая собственные юмористические дровишки. Но, не смотря на это, каждый знал, что Знаков уважает босса и при необходимости сделает для него всё что потребуется, как бывало не раз, выручит в трудных ситуациях. В свою очередь, Гримов мог себе позволить закрывать глаза на шутки Димы, порой даже дерзкие. Он по-отцовски любил его, воспринимал как ценного сотрудника, а иногда как партнёра. Они могли бы стать друзьями, но сложившаяся рабочая иерархия не позволила их дружбе появиться на свет. Как бы не хотел Знаков подчиниться слабости приобрести друга в лице директора, всё же находил силы не переступить черту, за которой ничего хорошего быть не могло. Излишне амбициозный и непомерно консервативный нрав – главная и единственная причина, позволяющая держать дистанцию.