Кристина Тарасова - Карамель

И Ирис опять охватывает мои представления — может, в глотку ее ползет очередное пирожное, а сама девушка, приготовившись к скорому употреблению таблеток для рвоты, просит добавку? — больше счет, меньше кошелек.

Я ненавижу подругу в этот момент больше всех и всего; она выводит меня одним только своим существованием — бренным и бессмысленным, ибо она глупа и умом недалека. Шоппинг и сплетни — единственные страсти в ее жизни; как и у многих людей с поверхности. И я понимаю их — чем себя занимать, когда имеется все, когда не к чему стремиться, когда ты знаешь, что у тебя есть будущее на поверхности, когда нет стимула развиваться и расти, когда не надо обременять свой мозг какой-либо умственной нагрузкой? — ходи по магазинам и ресторанам целыми днями; не выделяйся из толпы; покупай и слушай; твои дорогие юбки и брюки просиживаются в офисах для того, чтобы потом ты мог покупать новые на Золотом Кольце.

— Карамель? — теперь вопросом зовет меня Ромео.

— Да, — отзываюсь я, оставив прошлую реплику без ответа.

Ромео молчит — думает о необходимости повторения вопроса, если я допустила игнорирование первого.

Боясь запачкать белоснежный свитер кровью, аккуратно подтираю нос рукой и встаю. Сдергиваю, направляюсь к раковине.

— Я буду ждать тебя за столиком, — наконец подает голос Ромео, и тогда я позволяю включить себе воду, чтобы умыться.

Ноги подкашиваются — я хватаюсь за край раковины, капли стекают с лица вместе с кровью из носа, ударяются о кафельный пол и эхом звенят в ушах. Я закрываю глаза, но вижу перед собой воду; горло стягивает — шаги в стороне, хлопки по двери.

— Мы ваши Создатели! — кричит нечто во мне, но замолкает, как только дверь в туалет открывается, как и мои глаза.

Я смотрю на Ромео через зеркало, плечи пиджака его сбиты.

— Я попросил у служащих ключ, — говорит он и проходит.

Перевожу взгляд на свое отражение — кровь уже на губах. Вода почти заполнила раковину, мощный напор бьет из крана и всплески от него разлетаются на зеркала. Ромео сует пальцы под воду, сухой рукой закрывает кран, без разрешения подступает ко мне и прикасается к лицу — сырая рука скользит от носа до губ; и как ему не противно?

Хочу перебить эти мысли и оттого дотягиваюсь до бумажных полотенец, взяв одно из них.

— Я испугался за тебя, — признается Ромео, но я стараюсь не смотреть в его глаза.

Не потому, что проявляю неуважение, а потому, что сама у себя вызываю отвращение.

— Считай меня слабым, считай глупым, — продолжает он. — Но я испугался за тебя. И эти чувства делают из нас не низших людей, а людей достойных.

Он смывает всю кровь, ополаскивает руку и помогает мне вытереться полотенцем.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я.

— Я же сказал: считай меня слабым.

Не понимаю этой помощи. Одна суть — связывающие нас отношения; иная — речь о чувствах. Иметь эмоции табурета — нынче мода; любовь и забота о ближнем стали одними из самых опасных чувств, теми, что страшнее, чем ярость и злость, радость и смех. Любовь — это слабость.

Неужели он — Сумасшедший..?

Может, я?

— Я за тебя в ответе, — кидает Ромео, поймав мой растерянный взгляд, — за тебя ручаюсь. В первую очередь, перед твоим отцом. Я обещал, что буду оберегать тебя.

Толкования эти мне чужды; протянула бы я руку Ромео, окажись он в похожей ситуации? — отнюдь, я бы лично подала на него жалобу, а потом преспокойно наблюдала за тем, как тело его всовывают в смирительную рубашку, после чего мы более никогда не увидимся. Я скромно киваю своему другу и поспешно выхожу из туалета. Преодолев коридор, замечаем, что Ирис за столом отсутствует.

— Подожди меня, — говорю я Ромео и иду к выходу.

Худой силуэт Ирис озаряется на фоне светло-серого города, когда двери открываются и выпускают ее. Я ускоряю шаг, а подруга теряется на улице. Когда я покидаю стены кофейни, Ирис постукивает каблуками о край платформы и садится в остановившуюся машину; девушка оборачивается на меня, недолго глядит, но все равно ускользает. Автомобиль взлетает и оставляет меня без подруги — подруга еще раньше оставляет меня без себя, и я понимаю ее выбор легкого пути, понимаю опасения болезни и возможных проблем.

Я возвращаюсь в кофейню и тихо оповещаю Ромео о том, что Ирис улетела, после чего, легко вспорхнув, приземляюсь рядом — на один диван; до сего инцидента каждый предпочитал сидеть отдельно.

Ромео не сразу отвечает мне.

— Твоя подруга решила подать на тебя жалобу? — предполагает он, и, что странно, не употребляет имени Ирис.