Кристина Тарасова - Карамель

Она видит, как я мягко пожимаю плечами и, надеюсь, всем своим нутром чувствует силу и уверенность, которую я излучаю.

— Знаешь, — голос женщины звучит очень нежно, — я не привыкла вытягивать из своих клиентов правду. Я рассчитываю на доверие.

— А я и не клиент. — Резко поднимаюсь.

— Хочешь уйти?

— Уж точно не закончить сеанс и договориться о следующей встрече.

— Я напишу жалобу.

Я делаю шаг и тут же замираю; единственный стук от каблука туфли эхом бьется о винные стены. Сотни таких же ударов разрывают меня изнутри, колотясь в виски. Слова женщины останавливают меня.

— Чудесные методы современной медицины, — ехидничаю я и сажусь обратно, — может, начнете вытягивать из меня мелкие секреты, а за молчание снижать оценки в аттестате по истории, философии и счету?

— Значит, есть эти мелкие секреты.

Я вздыхаю — с издевкой, а в мыслях признаю свое поражение. Мы молчим некоторое время и скупо рассматриваем друг друга.

— Тебя что-нибудь беспокоит? — наконец спрашивает женщина.

— То, что я пропускаю занятия, сидя в этом кабинете без толку.

Ответа не следует — худой силуэт поднимается и как змея вьется в такт своим шагам и плавным перекатам бедер. Мать была острой — хлестала своими движениями; а эта — точенная и женственная. Силуэт замирает около дубового стола.

Я чувствую, как воздух становится тяжелым — стараюсь делать вдохи глубже; кровь бьется в висках, отдавая по всему телу, слабость разливается по венам и охватывает меня. Я нервно кладу руки на дрожащие колени и ладонями сжимаю выпирающие костяшки; дышу — пытаюсь. Кажется, кабинет наполняется женским голосом и вопрос разливается по помещению, ударяясь о края винных стен и бордовых штор около закрытого металлическими ставнями со стороны улицы окна. Но я не слышу. Я не слышу — смотрю в сторону силуэта и крепче сжимаю саму себя, чтобы не рассыпаться от навалившегося страха. И вдруг меня резко кренит — в сторону; я падаю на диван, головой приложившись к плавному скату подушки.

Женщина — отчетливо, поворачивается — медленно; и вышагивает в мою сторону. Лицо ее нисколько неизменное, эмоции ее нисколько нечитабельные, она — слог какого-то слова, она — часть какого-то предложения, и цельной картины познать я не могу, у меня недостаточно деталей для ее составления.

Я ощущаю волнение, и импульсы в голове не дают мне покоя; все резко гаснет перед глазами.

Я вижу очертания моста; стою у посадочного места и зову — кого-то, зову — того, зову того, кто уже никогда не придет. Нас разделяют несколько метров, я знаю, что подстерегает его там — впереди — и все равно позволяю уйти. Меня тянет следом, и небо опускается. Воздух вновь тяжелеет. Я хочу крикнуть, но не позволяю себе — это непростительно на улице среди десятков людей, непростительно…

— Карамель!

Мальчик с леденцом в руке на мосту приветливо улыбается, как вот его лицо меняется, искажается, облик становится угрожающим, въедается в память и мучительно бьет по ней же.

Огромные янтарные глаза взмахивают своими короткими черными ресницами на все небо, зрачки обволакивают все существующее, и я отворачиваюсь от них, отступаю. Страх наносит мне резкий и острый удар — один, после чего напоминает о себе слабой дрожью в лодыжках и запястьях. Я бегу от голубых глаз, вижу как красные капилляры — словно воды реки, делящей Новый Мир, разбегаются по белку, и падаю вниз. Там Острог? — быстро спрашиваю я себя. Там вода! — отвечает быстро мое тело. Я окунаюсь в воду, пытаюсь удержаться на плаву, но тело жжет.

Я пробуждаюсь и поднимаюсь с дивана. Сумасшедшее дыхание заставляет подпрыгивать мои плечи вверх-вниз — непроизвольно, уродливо. Я пытаюсь вытереть вспотевшие ладони друг об друга, но руки не слушаются меня. Смотрю на женщину — она сидит рядом и мягко качает головой.

— Вы хотели мне помочь? — на выдохе спрашиваю я.

— Нет, — честно отвечает психолог, и я киваю.

— Что это было?

— Тебе лучше знать, Карамель.

Медлю, хочу остановиться — отдышаться — и уйти, однако продолжаю разговор.

— Вы хотя бы испугались за меня?

Мой ехидный вопрос граничит с неподдельным реальным интересом.

— Нет, — улыбается женщина — также ехидно и реально. — Не в моей компетенции бросаться с жалостью к ученикам.

— Не в вашей компетенции… — шепотом передразниваю я.

— Я считаю, что это был обобщающий сон.

Обобщающий сон — еще одно научное обзывание потери сознания?

— И что же он обобщает? — рычу я.