Чарльз Стросс - Акселерандо

Он вдруг перестает трещать, и на его лице проступает глубокое удивление. «Кто я?» спрашивает он, и уходит в оверкиль. «Почему я , здесь и сейчас, занимаю это тело?…»

«Приступ антропной тревоги» — комментирует Моника. «Полагаю, с ним происходит то же самое, что и тогда, в Амстердаме восемь лет назад, когда Боб его в первый раз встретил». Ее лицо делается озабоченным — вперед выходит другая личность. «Что буд ем делать?»

«Надо обеспечить ему покой». Алан повышает голос: «Кровать, а ну-ка, постелись!» Спинка мебельного предмета, на котором распростерся Манфред, стремительно уходит вниз, нижний сектор распрямляется и выравнивается горизонтально, и странно анимированный плед начинает наползать на его ноги. «Мэнни, слушай, все будет хорошо».

«Кто я и что я означаю?» бессвязно бормочет Манфред. «Пучок распространяющихся древ решений? фрактальная компрессия? Просто куча синапсов, смазанных дружественными эндорфинами?…» Контрабандная аптечка изобилия в дальнем углу комнаты разогревается, готовясь произвести какой-то мощный транквилизатор. Моника направляется на кухню за подходящим напитком. «Зачем ты это делаешь?» невнятно спрашивает Манфред.

«Все хорошо, просто ляг и отдохни». Алан склоняется над ним. «Мы поговорим обо всем утром, когда ты вспомнишь себя. Надо бы сообщить Джанни, что ему нездоровится» — говорит он через плечо Монике, возвращающейся с кружкой чая со льдом. «Возможно, кому-то из нас придется отправиться к министру. Скажи, Макс уже прошел аудит? Отдохни, Манфред. Обо всем позаботятся».

Минут пятнадцать спустя Манфред, лежащий в кровати и сраженный приступом экзистенциальной мигрени, смиренно принимает из рук Моники заправленный чай, и релаксирует. Дыхание замедляется, подсознательное бормотание прекращается. Моника, сидящая рядом, тянется к его руке, лежащей на одеяле, и берет ее в свою.

«Ты хочешь жить вечно?» — говорит она интонациями Боба Франклина. «Ты можешь обрести вечную жизнь во мне…»

Церковь Святых Последних Дней верит, что ты не можешь попасть в землю обетованную без ее благословения — но если известны твое имя и родословная, ты можешь получить благословение, деже если тебя самого уже нет в живых. Ее генеалогические архивы — один из самых впечатляющих плодов исторических исследований во всем мире. И она любит обретать новообращенных.

Сообщество Франклина полагает, что ты не сможешь попасть в будущее, если они не оцифровали вектор состояния твоей нервной системы, или хотя бы не получили самый подробный журнал твоего сенсорного потока и снимок твоего генома, который может обеспечить технология. Для этого не обязательно оставаться в живых. Их коллективное сообщество мысли — один из самых впечатляющих плодов компьютерной науки. И оно любит обретать новообращенных.

На город опускается ночь. Аннетт, теряя терпение, переминается на пороге. «Да впустите уже наконец, чтоб вас!» — огрызается она в микрофон. « Merde !»

Кто-то открывает дверь. «Здравствуйте…»

Аннетт толкает его внутрь, локтем захлопывает дверь и прислоняется к ней изнутри. «Ведите меня к своему бодхисаттве. Немедленно».

«Я…» Он разворачивается и идет мимо лестницы внутрь по сумрачному холлу. Аннетт сердито шагает за ним. Он открывает дверь, пригибаясь, шмыгает внутрь, и Аннетт проскальзывает вслед, пока он не закрыл ее изнутри.

Она оказывается в комнате, освещенной множеством разнообразных диодных светильников рассеянного света, настроенных на мягкий оттенок раннего летнего вечера. Посередине, на кровати, кто-то спит в окружении чутких диагностических инструментов. Двое людей, как сиделки, расположились по его сторонам.

«Что вы с ним сделали?» — вопрошает Аннетт, устремляясь к нему. Манфред, сонный и растерянный, моргает, приподнявшись с подушек, и она наклоняется над ним. «Мэнни! Здравствуй…» Через плечо: «если только вы что-то с ним натворили…»

«Анни?» — удивляется Манфред. На его лбу, как выброшенные медузы, прилепились чьи-то ярко-оранжевые очки. «Мне нездоровится…. Если я найду засранца, который это устроил…»

«Сейчас исправим» — бодро говорит Аннетт. Не желая упоминать, что она сделала для того, чтобы вернуть его память, она снимает его собственные очки и осторожно водружает их на его лицо вместо временных. Сумку с мозгами она кладет у его плеча, чтобы ее было легко достать. И волосы на ее загривке поднимаются дыбом: эфир вокруг наполняется множеством голосов, а в его глазах за стеклами вспыхивает яркая синева, как будто между ушами зажегся высоковольтный разряд.