Лен Гроссман - Бедный Йорик

Майк не делал тайны из своего прошлого, и по этой причине все члены экипажа под командованием Стивена Андруза были знакомы еще и с этой, самой первой историей его жизни. По этой причине никто из них не удивлялся, когда Майк вежливо, но настойчиво избавлялся от помощи очередного добровольца, готового жертвовать своим свободным временем ради того, чтобы помочь Майку с ремонтом очередной поломки.

– Кому ты мешать собрался? Да я родился в окружении микросхем!.. – говорил в таких случаях Майк, и непрошенный доброволец сразу понимал, что в радиусе десяти ярдов от Майка ему точно делать нечего.

Но до тех пор, пока на астроботе все работало, как часы, Майк пребывал в блаженном состоянии повышенной расслабленности, которое, если верить прекрасной половине экипажа, по сути являлась не чем иным, как самым заурядным сном.

Рабочее кресло техника помещалось в первом ряду кресел, рядом с рабочими станциями, за которыми сидели командир и штурман-навигатор. Кресло Эбби помещалось во втором ряду, сразу за креслом Карли Мейси. По этой причине ничто не мешало женщинам шушукаться, не привлекая к себе ничьего внимания.

Одним из обычных развлечений подруг было обсуждение вопроса: в каком из двух своих обычных рабочих режимов находится Майк в эту самую минуту: он уже заснул, или еще только готовится это сделать?

– А я знаю, кем он был в предыдущей жизни, – шептала Эбби на ушко смешливой Карли.

– Ты не можешь этого знать, – шепотом отвечала та и делала большие глаза, указывая на спину командира. Всем членам экипажа казалось, что Стивен Андруз обладал способностью не только видеть сквозь стены, но еще и слышать не слышимое никому с такой же легкостью.

– Могу, – не сдавалась Эбби. – Обрати внимание: он, как компьютер, которым давно не пользовались, автоматически переходит в режим ожидания. На его языке это означает: я еще не храплю, но уже зеваю! Это энергосберегающий режим, отличающийся замедлением всех видов активности. И знаешь, почему я об этом вспомнила?

– Нет.

– Пока я училась в школе, я подрабатывала в местном зоопарке. Там была представлена живность со всех концов Вселенной, но акцент был сделан на животный мир Земли. Ты даже представить себе не можешь, за кем только мне не пришлось там ухаживать!

– Как интересно! – восхитилась Карли. – А при чем здесь Майк? Вернее, его предыдущая жизнь?

– А при том, что я могу сказать тебе совершенно точно, как специалист: в своей предыдущей жизни Майк был ленивцем. Обыкновенным ленивцем! Обрати внимание на его подчеркнутое дружелюбие. Тебе это о чем-нибудь говорит? В земной природе нет существ более покладистых, чем ленивцы. Что же касается их привязанности к ближним своим, то она вошла в поговорку. Не приходится удивляться, что Майк искренне привязан к каждому из нас. Даже ко мне, представляешь? А теперь признайся: ты когда-нибудь ловила себя на желании покормить его с ладони?

– Чем?

– Крошками со стола.

– Ты просто ясновидящая!.. И в самом деле хотела, причем почему-то именно крошками!..

– И вот, пожалуйста, чтобы не идти далеко за примером, обрати внимание на то, как он лениво поводит глазами в разные стороны.

– И что?

– Это значит, что он ищет дерево, к которому можно было бы прислониться. Еще немного – и он уснет на плече у нашего командира.

Карли покатилась со смеху.

Командир услышал, но даже не обернулся. Вместо этого он еле заметно повел плечом – и Карли, как по команде, вновь стала самой собой: серьезной, ответственной, какой и полагается быть штурману-навигатору. Эбби тоже приумолкла.

Тем временем оживление за столом, вызванное очередным розыгрышем Бедного Йорика, совсем угасло. Только в глазах Эбби, не желавшей расстаться с мечтой о празднике, все еще вспыхивали оживленные искорки. Впрочем, и от них вскоре не осталось следа.

– На Земле я угощу вас кое-чем получше, чем этот чай, – говорил Бен, отливая немного своего знаменитого напитка из своей чашки в бокал, протянутый Эбби.

– Даже не сомневайтесь: про это обещание я не забуду! – Эбби перешла на интригующий полушепот. – Бен, в знак нашей дружбы откройте мне – мне одной – самую страшную из ваших тайн! Скажите: что еще вы кладете в чай, кроме орешка?

Бену ничего другого не оставалось, кроме как в очередной раз перейти на сценический речитатив.

– О-о-о! – воскликнул он. – Одна только смерть услышит шепот вот этих губ! – И он указал на свой рот, растянутый улыбкой едва ли не до ушей.